Она отправилась за чародеем в страну чудес, причем плата за это путешествие была просто чудовищной – он раз и навсегда завладеет всеми ее мечтами. Его спина завораживала ее. И его руки тоже. Его мужская сила, и грация, и властность. Вся эта красота, призванная терзать ее. Он погрузился в гробовое молчание, будто онемел.
Один раз она попыталась достучаться до него, томимая воспоминаниями о его поцелуях. Воспоминаниями о той ночи в кровати из лепестков роз. Воспоминаниями о той неистовой страсти, с которой он взял ее на рассвете среди холода и горных цветов. Они остановились перекусить хлебом и сыром. Хлеб зачерствел, сыр тоже. Он сел на камень и поделил порцию, протянув ей большую половину и чашку вина.
– Почему тебе было бы лучше, если бы я не проявляла желания? – не выдержала она. – Неужели сгорающая от страсти женщина настолько ужасна? Я хочу быть искренней, потому что считаю, что притворство никуда не ведет.
Он отвел глаза, но она успела заметить полыхнувшую в них вспышку боли.
– Мое молчание не имеет к этому никакого отношения.
Она поднялась и с безумным упрямством встала перед ним. На нее уставились два черных бездонных колодца его глаз.
Она поглядела на его красивые руки, перепачканные грязью.
– Может, если долго прикидываться кем-то, то можно им стать – пусть даже на один-единственный миг. В Лондоне я прикидывалась принцессой. Ты – моим любовником. И на какое-то мгновение, хотел ты этого или не хотел, так и случилось. Вовсе не обязательно разбивать мне сердце, Николас, правда. Я понимаю твое предназначение. Понимаю, что у нас нет будущего. Вижу, что честь не дает тебе превратить меня в обыкновенную любовницу. Но это молчание сводит меня с ума.
Он отшатнулся, как если бы она ударила его.
– Честь? – И, словно поняв, что выдал себя, Николас растянул губы в улыбке. Эта улыбка действительно была способна разбить ей сердце. – Что ты хочешь от меня услышать?
– Что угодно. Правду. Я хочу понять, что грызет тебя, и разделить это с тобой. – Она села и обхватила голову руками.
Николас махом преодолел разделяющее их небольшое расстояние и встал рядом с ней на колени. Он притянул ее к себе, и она обняла его и положила голову ему на плечо. Бурные рыдания прорвались из темного, потаенного озера отчаяния.
– Пенни! Ш-ш! Успокойся. Я не потому молчу.
– А почему?
Он погладил ее по волосам своими длинными, властными пальцами наездника.
– У меня много других забот, кроме той, что я беспечно позволил нашим отношениям зайти так далеко. Тебе не обязательно знать о них.
– Я должна узнать. Я должна знать, что происходит. Что я стану делать в Морицбурге, если буду не в курсе происходящего? Если ты не расскажешь мне, я ухожу, и практикуй свою черную магию на ком хочешь, хоть на мухах!
Он притянул ее к себе. Она соскользнула с камня, попав прямиком в его объятия. Он уложил ее голову себе на плечо и погладил по спине. Ей показалось, что он терзается сомнениями, говорить ей или нет, но вот слова посыпались на нее, словно бусины с оборвавшейся низки.
– Отлично. Вот одна, например. Ларс мертв. Карл убил его в «Диком олене». Обставил все как несчастный случай.
– О, Николас! – У нее от шока даже горло свело, голос сел. – Мне очень жаль. Почему ты не сказал мне?
Его пальцы коснулись ее волос.
– Я не хотел, чтобы ты знала.
– Потому что ты любил его?
– Ларса? Нет. Он был хорошим человеком. Отличным солдатом. Меня трясет от одной мысли о его смерти. Но я не любил его. Принцы не могут позволить себе слишком сильно беспокоиться о своих людях.
Пенни отстранилась и заглянула ему в лицо:
– Но человек не может не беспокоиться ради его же души. Он умер за тебя. Неужели ты не можешь найти в своем сердце место для горя?
В его глазах клубился черный дым.
– Какого черта ты несешь?
– Мне кажется, мы должны сделать Ларсу небольшой мемориал. Что-то в память о нем. Что он любил?
– Пухленьких блондиночек и абрикосы. – Его голос был пропитан горечью. – И пиво. То, что любят все мужчины.
– Абрикосы? Если бы ты вовсе не любил его, ты бы этого не знал. Давай соорудим ему памятник, прямо здесь, в этих горах. В желто-персиковых тонах. Клинок у тебя есть. Сруби несколько столбиков, и давай построим что-нибудь, например, крест в память о нем.
Он опустил голову и уставился на свои руки.
– Пенни, я принц, а не плотник.
– Думаешь, Ларс стал бы волноваться о качестве?
Николас поднялся и побрел прочь. Срубил с дерева несколько веток и ошкурил их ножом. Она пошла за цветами и собрала несколько оранжево-желтых букетов. Вернувшись обратно, она застала принца стоящим на коленях перед небольшой кучкой камней, из которых торчал грубый крест. Несмотря на явное отсутствие навыков, он все же сумел вырезать на одной из перекладин узнаваемое слово – Ларс. Она украсила место цветами.
– Ты сделал это для него, своими собственными руками, – сказала она. – Думаю, ему бы понравилось.
Она уставилась сквозь намокшие ресницы в ярко-синее небо, и Николас, застывший у их небольшого памятника, заплакал наконец.
На следующее утро они увидели внизу затянутую туманом широкую долину. Николас остановил лошадь. Пенни подъехала к нему. Вдали рядами возвышались подсвеченные предрассветным солнцем горные вершины. Туман походил на пуховое одеяло, накинутое на все, что ждало их внизу. Это одеяло начало рваться прямо у них на глазах, исчезая, словно сласть во рту малыша. Сначала взбитые сливки, потом сладкий крем, потом фрукты, пока наконец ложка не принялась зачерпывать само пирожное и желе, превращая их в фантастические фигурки.
И вот постепенно их взору предстали бастионы замка. Сказочного замка с башнями и шпилями, горгульями и зубцами на стенах, возводившихся век за веком.
– В 1022 году, – начал рассказ Николас, – рыцарь по имени Мориц построил на переправе через реку Вин сторожевой форпост. Замок дважды брали из-за предательства, но за все восемь веков он ни разу не уступил ни осаде, ни прямой атаке.
– Это ваша столица?
Туман, казалось, сгрудился вокруг башен, открывая каменные стены, вырастающие прямо из гранитных скал.
– Когда через переправу построили мост, у подножия замка начал расти укрепленный город. Рыцари Глариена превратились в графов Морицбурга – замка Морица, затем в принцев. И хотя мы доросли до князей, а потом и до эрцгерцогов, мы до сих пор носим титул Винстег – название моста через реку Вин, который положил всему этому начало.
Из тумана выступили шпили церквей и трубы. За ними – крыши, сгрудившиеся вокруг неприступной скалы замка. Город, полный жителей. Сколько из них верят в то, что их эрцгерцог с его нововведениями и обещаниями создать парламент практикует черную магию и замышляет предательство?
