Леон чувствовал, что ещё немного — и он потеряет сознание, поэтому действовать надо было быстро. Он вытащил из сапога осиновый колышек, бросился вперёд, ослеплённый светом солнце не меньше, чем вампир, и изо всех сил вонзил своё оружие в грудь графа. Вопль, изданный тем, был оглушительным, он перешёл в отвратительный визг, всё тело де Сен-Жермена содрогнулось и рухнуло наземь, дымясь ещё сильнее, чем прежде. Подождав, пока прекратятся предсмертные судороги, Леон поднялся на ноги и успел сделать несколько шагов, прежде чем милосердная тьма распахнула свои объятия и поглотила его.
Глава XXVIII. Зов матери
Когда сознание стало постепенно возвращаться к Леону, он попытался разлепить веки, с большим трудом смог это сделать — и тут же вновь зажмурился от ударившего прямо в лицо яркого света. Застонав, он с трудом перекатился на бок, потом привстал на одно колено и потёр глаза рукой, моргая, чтобы привыкнуть к солнечным лучам. Всё тело нещадно болело и ныло, голова кружилась, и Леон снова прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь понять, не сломал ли он чего-нибудь при падении.
— Леон! — донёсся до него издалека испуганный голос, а затем послышались быстрые шаги, и солнце заслонил девичий силуэт. — Леон, вы целы?
— Жить буду, — прохрипел он, утирая пот с лица. Зрение понемногу прояснялось, и теперь бывший капитан мог различить стоявшую перед ним Эжени, растрёпанную, бледную и встревоженную, с размазанной по лицу кровью. Тело де Сен-Жермена лежало неподалёку, кожа на лице графа почернела, словно от огня, а из его груди по-прежнему торчал осиновый колышек.
— Надо сжечь его, пока он не восстал! — Леон попытался подняться на ноги, но перед глазами всё поплыло, к горлу подкатила тошнота, и он был вынужден снова упасть на колени.
— Он не восстанет, — судя по дрожащему голосу Эжени, она не очень-то верила в правдивость своих слов. — Удар осинового кола убивает вампира… упокоит его… навсегда.
— Лучше не рисковать, — Леон, пошатываясь, всё-таки встал и огляделся. Они с Эжени стояли под окном замка, рядом дымился труп вампира, а Изабелла де ла Шаллен выглядывала из окна, прикрываясь шторой от яркого света, её рот, подбородок и шея были измазаны кровью.
— Я не смогу зажечь огонь, моя магия на ближайшие дни полностью иссякла, — Эжени безуспешно попыталась стереть кровь с лица.
— Я поищу огниво, — сын Портоса добрался до стены замка, с облегчением опёрся о неё и неуверенным шагом направился к конюшне. К тому времени, как он дошёл до лошадей и забрал из седельной сумки огниво, дурнота немного прошла, но тело всё ещё невыносимо болело, хотя стало ясно, что кости у него не сломаны. Леон вернулся к Эжени и застал её возящейся с телом де Сен-Жермена.
— Надо затащить его внутрь, — сквозь зубы проговорила она. Леон, превозмогая боль, принялся помогать ей, хотя от одной мысли, что вампир может в любой момент восстать и вцепиться кому-то из них в горло, у него всё переворачивалось внутри. С большими усилиями они сумели-таки втащить тело графа внутрь, и Леон тут же бессильно привалился к стене, в то время как Эжени поспешно кинулась к дверям и заперла их.
— Вы как, сильно ушиблись? — она бросила на сына Портоса встревоженный и вместе с тем сочувствующий взгляд.
— Бывало и хуже, — отозвался Леон. — Хотя бы на Королевской площади, когда я с гвардейцами явился арестовывать детей мушкетёров, но мне помешали слуги герцога де Лонгвиля, — он поморщился от неприятного воспоминания. — Один из них ударил меня по голове и сшиб с ног. Боль была такая, что я думал, он мне голову расколол. Ничего, я ещё успел подняться и проткнуть ему плечо. Правда, голову потом всё равно пришлось перевязывать…
— В замке больше никого нет, — с лестницы бесшумной тенью спорхнула Изабелла и подбежала к ним. — Наверное, он отослал всех слуг, чтобы крики и шум борьбы не привлекли ненужного внимания. Оставил только самых преданных ему негодяев… Ничего, нам теперь это только на руку.
Она с отвращением пихнула труп ногой.
— Мерзавец!
— Долго я пролежал без сознания? — бывший капитан с трудом приподнял потяжелевшую голову и посмотрел на Изабеллу.
— Не очень, — отозвалась она, всё ещё глядя на мертвеца. — Ровно столько времени, сколько потребовалось мадемуазель де Сен-Мартен, чтобы спуститься по лестнице, выбежать наружу и подойти к вам.
— Что с остальными? — Леон пожалел, что вместе с огнивом не захватил из седельных сумок и пистолеты, заряженные серебряными пулями. Никто не знает, как поведёт себя отведавшая крови вампирша. Может, ей мало разбойников, и она по-прежнему голодна, а Леон лишился последних сил, затаскивая тело графа в замок, и Эжени сейчас не может пользоваться магией, так что они будут совершенно бессильны, если Изабелле вздумается напасть на них.
— Они мертвы. Все, — вампирша отёрла рукой окровавленный рот, в котором блеснули зубы — человеческие, но весьма острые и тоже все в крови. Леон от такого зрелища вздрогнул и быстро огляделся по сторонам в поисках хоть какого-то оружия. Шпага, выбитая де Сен-Жерменом, так и осталась лежать на втором этаже. Конечно, оставался ещё серебряный нож в сапоге, но хватит ли ему сил пустить его в ход, если Изабелла вдруг решит накинуться?
— Вы убили конюха, — слабым голосом пояснила Эжени. — Хотя кто разберёт, кто он на самом деле… Он не был вам знаком, в отличие от остальных, вот граф и решил послать его навстречу нам, чтобы не вызвать подозрений. Изабелла убила разбойника с чёрной бородой и управляющего, — она передёрнулась. — Вся гостиная теперь залита кровью… Графа убили вы, а ещё один его помощник сбежал, но мы же не будем его преследовать?
— Я бы догнала его и вцепилась зубами в глотку, — мрачно ответила Изабелла. — Он — один из тех, кто убил моего Этьена!
— Но гоняться за ним сейчас, в разгар дня, опасно, бессмысленно и попросту глупо! — возразила Эжени. — К тому же он вряд ли представляет для нас какую-то опасность. Если он расскажет кому-нибудь про вампиров, его сочтут сумасшедшим. Если расскажет про убийство графа и его людей, ему придётся объяснять, что он сам делал на службе у де Сен-Жермена. Вряд ли он преисполнится желанием мстить за убитых — такого сорта люди обычно всегда сами за себя. Если он обладает хоть каплей разума — а он обладает, иначе не сбежал бы, а боролся до конца и обрек себя на гибель — то не станет вставать на пути у вампирши, ведьмы и опытного воина.
Она выдохнула и прислонилась к стене, словно устав от такой долгой речи.
— Ладно, убедили, — Изабелла снова отёрла рукой губы. Теперь Леон видел, что кровью залито не только лицо, но и когда-то роскошное тёмно-зелёное платье. Ожоги, оставленные серебряной цепью, уже почти зажили, и кожа вампирши вновь стала белой и гладкой. — И всё же, что нам делать с телами? Если люди найдут обескровленные трупы со следами укусов, то их страх усилится, а тут недалеко и до восстания.
— У меня есть идея, — со вздохом ответила Эжени. — Правда, это не очень-то по-христиански.
— А кровь пить — по-христиански? — вскинулся Леон. — А нападать на людей, убивать их, похищать и мучить — по-христиански? Терзать крестьян, вынуждая их бежать из родных краёв — по-христиански?
— Вы ещё не видели подвал, — добавила Изабелла, и её прекрасное лицо потемнело. — Он устроил там настоящую пыточную камеру. Одна из решёток полностью сделана из серебра, а сама камера увешана букетами вербены, полыни и связками чеснока. У меня дух перехватило, когда я заглянула туда, а ведь я почти не дышу! Можете сами спуститься, посмотреть, куда это отродье собиралось заточить меня и вашу спутницу!
— Поверю вам на слово, — отозвался Леон, всё ещё не до конца отдышавшийся.
— Нет, — произнесла Эжени. — Не по-христиански. И именно поэтому я предлагаю сжечь тела. Вместе с замком.
— Вы хотите устроить пожар? — у Леона вырвался нервный смешок. — Чёрт, кажется, это семейная черта дю Валлонов — поджигать замки!
