— Ваш отец тоже сжёг чей-то замок? — заинтересовалась Изабелла.
— Свой собственный, — ответил он. — Хотя в то время он уже принадлежал другому человеку, тоже в некотором роде заменившему мне отца. Вообще это долгая история.
— Прежде чем сжечь замок, надо убедиться, что никто не заподозрит нас в причастности к этому, — Эжени понемногу приходила в себя, и голос её зазвучал уверенней. — Сударыня, вы ведь в этих краях проездом? Вас почти и не видели, верно?
— Вам лучше знать, — дёрнула плечом Изабелла, — ведь это вы наводили справки обо мне. Разумеется, мы с Этьеном старались скрываться и действовать незаметно.
— Кое-кто из местных видел вас проезжающими по дороге в сторону леса, — ответила девушка, — кроме того, они знают ваше лицо и имя, потому что я расспрашивала о вас и показывала портрет в медальоне. Но думаю, они скоро о вас забудут. Для крестьян вы так и останетесь знатной дамой, похищенной разбойниками, а ваш возлюбленный — знатным господином, павшим в схватке с этими разбойниками. В гостиницу Леон вас привёл поздно вечером, а ушли вы утром, прячась под капюшоном накидки, так что никто не должен был вас заметить. Вряд ли кто-то свяжет вашу историю с графом д’Эрвье, которого, по общему мнению, и близко в этих краях не было в это время!
— Мы для них — другая знатная дама и её спутник, которые от нечего делать гоняются за вампирами, разбойниками и прочей нечистью, — добавил Леон. — Поездили, поспрашивали местных, взбаламутили воду, а после пожара в замке поняли, что нам никто не поможет ни в охоте на вампира, ни в поиске разбойников, и уехали восвояси.
— Хозяин гостиницы сегодня утром принёс вам записку от графского управляющего, — напомнила Изабелла. — Не может ли он заметить связь между нами и пожаром в замке?
— Не думаю, что он прочитал её, — покачал головой Леон. — Конверт не был вскрыт. Да и потом, управляющий Ватель изъясняется… изъяснялся так мудрёно, что его не понял бы и очень грамотный человек, не то что здешний хозяин. Он знает только, что мы куда-то поехали, но не знает, куда именно.
— Дорога в замок была безлюдна, так что нас никто не должен был заметить, — с тревогой произнесла Эжени. — А даже если и заметят, то ведь сложно будет установить связь между нашим пребыванием в замке и пожаром… верно же? Мы всегда можем сказать, что покинули замок, когда граф и его люди были живы и здоровы, а что произошло дальше, мы не знаем.
— В конце концов вы всегда сможете оглушить людей, которые придут вас арестовывать, магией и сбежать, — Изабелла с любопытством посмотрела на неё. — Кстати, вы ведь так и не открыли мне, что умеете колдовать!
— Это не та тайна, которую открывают первому встречному, — Эжени помрачнела. — Даже первому встречному вампиру.
— И неразумно раскрывать все карты перед тем, кому вы до конца не доверяете, — поддержал её Леон.
— Как интересно! Я за всю жизнь встречала только пару-тройку колдунов, — Изабелла не отрывала от девушки заинтересованного взгляда. — Одна, ярмарочная гадалка, и вправду могла предсказывать будущее, но её дар Кассандры был очень слабым и скорее пугал её, чем помогал, так что на жизнь она предпочитала зарабатывать обычным враньём насчёт хорошего урожая, крепких браков, здоровых детей и прочего, что хотят услышать люди.
Леон невольно поёжился, вспомнив цыганку Сильвию, нагадавшую ему «выбор между своим и чужим, между долгом и любовью». Неужели она всего лишь говорила ему то, что он желал и боялся услышать? Или же Сильвия и впрямь была колдуньей и увидела что-то в его судьбе?
— Другой мог исцелять раны и, надо сказать, приносил немалую пользу людям, — продолжала между тем Изабелла. — Он умел варить целебные зелья, облегчал боль и прекрасно разбирался в травах. К сожалению, он не мог помочь самому себе — это был юноша, по сравнению со мной так вообще мальчик, слабоумный с самого рождения. Деревенские мальчишки смеялись над ним, но он им всё прощал и вечно ходил с блаженной улыбкой на лице.
Она вздохнула и огляделась, ища не то зеркало, в которое можно посмотреть, не то воду, которой можно умыться.
— Третий был наёмником, и я встречала мало людей свирепее его. Пожалуй, они с де Сен-Жерменом стали бы неплохими друзьями, — Изабелла с отвращением взглянула на мёртвое тело. — Он был неутомим и невероятно ловок в бою, при этом редкие выжившие противники клялись, что шпага словно приросла к его кисти, а их шпаги сами вылетали из их рук, и ещё он будто бы очень ловко уклонялся от ножей, которые в него метали, и даже от пуль. Но он не мог лечить нанесённые ему раны, и всё его искусство было направлено лишь на то, чтобы убивать. У вас, мадемуазель де Сен-Мартен, я вижу куда большую силу!
— Эта сила сегодня стоила мне большой потери крови, — Эжени прижала руку к носу. — За свою магию мне приходится расплачиваться головной болью, кровотечением из носа, тошнотой и жуткой слабостью. А ещё — и это самое плохое — временной потерей способности колдовать.
— Надеюсь, вы скоро вернёте себе свои силы, — Изабелла ободряюще улыбнулась, но эта улыбка выглядела бы куда менее жуткой, если бы её зубы не были испачканы кровью.
— Нам всем нужно привести себя в порядок, — подал голос Леон. — Смыть кровь и всё в таком роде. Мы не знаем, как долго будут отсутствовать слуги. Может, они вернутся только на следующий день, а может, граф велел им прийти к вечеру.
Все трое тотчас же взялись за дело — разыскали в опустевшем замке кувшины с водой и полотенца, смыли кровь со своих рук и лиц, оправили одежду, насколько это вообще было возможно. Женщины причесали растрепавшиеся во время схватки волосы, завязали развязавшиеся шнурки и ленты, а затем вновь осмотрели дом, чтобы убедиться, что в нём нет ни одной живой души, кроме них, — даже собаки или кошки. Леон вновь вооружился шпагой и спрятал в сапог осиновый колышек, выдернутый из груди мёртвого графа (капитан до последнего ожидал, что вампир, едва оружие будет извлечено из его груди, поднимется и вновь нападёт на них, но этого, к его огромному облегчению, не произошло). Затем он унёс тяжёлую серебряную цепь, забросив её в подвал — действительно очень мрачный, больше похожий на темницу и насквозь пропахший чесноком. Леон, не будучи вампиром, и то сморщился, зажал нос рукой и, избавившись от цепи, поспешил покинуть это жуткое место.
Оружие убитых они, посовещавшись, отнесли в тот же подвал, перед этим как можно тщательнее оттерев от крови шпагу конюха, который, скорее всего, был никаким не конюхом — уж чересчур ловко он обращался с оружием. Тело графа втащили в гостиную и положили рядом с остальными телами. Леон, за время службы в гвардии повидавший и не такое, глядел на мертвецов равнодушно, Изабелла отводила глаза, не желая видеть дело своих рук и зубов — разорванные глотки чернобородого и Вателя. Эжени вообще смотрела только в пол, старалась не дышать, редко и резко втягивая носом воздух и подолгу задерживая дыхание, и была очень бледна, хотя Леон не знал, чем это вызвано — видом мёртвых тел или слабостью после схватки с вампиром. В конце концов Эжени не была хрупкой девой, падавшей в обморок при любой возможности: её не напугали трупы Филиппа Тома, Жиля Тома, отца Клода, Абеля Турнье…
Когда всё было готово, Леон открыл бутылку вина, прихваченную им из погреба, и щедро полил им тела, столы и стулья из дорогого дерева, тяжёлые шторы, скрывавшие жилище вампира от солнечного света. Затем он высек искру, и вскоре пламя весело побежало по ткани, дереву и плоти, не делая различий. Все трое поспешили покинуть замок раньше, чем до них дойдёт запах дыма и горелого мяса, и вскоре Леон с Эжени уже седлали лошадей. Вороная кобыла и Ланселот испуганно ржали и вскидывались на дыбы, пугаясь не то присутствия вампирши, не то близящегося пожара. В замке что-то звенело, гремело и трещало, стёкла со звоном лопались, и осколки сыпались прямо на землю, из окон валил дым, а внутри бушевало пламя, пожирая останки де Сен-Жермена и его сообщников.
Леону вспомнился пожар, устроенный в Лондоне Луизой де Круаль, и он поспешно отвернулся. Изабелла же, напротив, глядела на огонь, как зачарованная, и по ней было видно, как страшит и одновременно манит её пламя. Накидка с капюшоном укрыла её тело и лицо, перчатки — руки, но её карие глаза наполнились неизбывной тоской.
