— Я понимаю, — заверила Амелия.
— Но ты еще не дала мне слово, — с нарочитой беспечностью напомнил Уорлок.
Амелия почувствовала, как снова покраснела до корней волос. Ну как она могла пообещать не ходить со своей бедой к Лукасу? Она доверяла брату. Он всегда был на ее стороне. А вот дяде не доверяла вовсе.
Саймон взглянул на нее:
— Он прав.
— Она не даст мне свое слово, — сказал Уорлок Саймону так, словно Амелии не было в комнате. — Вы не хуже меня знаете: если ваши враги когда-либо поймут, как близка она вам, они сделают все что угодно, чтобы сломать ее.
Амелия пришла в ужас.
— Что это значит — они сломают меня? — воскликнула она.
— Нет, — поспешил возразить Саймон. — Амелия — моя экономка. Никто и никогда не будет думать иначе — и никто никогда не узнает, что ей известно что-то, представляющее интерес.
Амелия посмотрела на Саймона, который выглядел хмурым и несчастным, а потом перевела взгляд на дядю. На лице Уорлока застыло почти такое же выражение. И внезапно Амелия осознала, что ей тоже может грозить опасность.
— Отправьте ее обратно, в поместье Грейстоун, — предложил Уорлок. — И это — не совет. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру ее здесь не было.
И, даже не попытавшись смягчить суровое выражение лица, он резко повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
Амелия в бессилии рухнула на ближайший стул. Саймон вслед за Уорлоком прошел к двери и с громким стуком захлопнул ее. Затем обернулся к Амелии:
— Черт возьми, Амелия, ты зашла слишком далеко!
— Я не вернусь в поместье Грейстоун. Уорлок не управляет нашими жизнями! — заявила она.
— Зато управляет моей! — в сердцах воскликнул Саймон.
Амелия вздрогнула.
Саймон опустился рядом с ней на колени.
— И он прав. Ты не должна говорить обо мне кому бы то ни было. Ты теперь тоже в опасности — из-за меня.
Она взяла его за руку.
— Тогда мы будем вместе смотреть в лицо этой опасности. Ты — герой, и я люблю тебя.
Саймон глубоко вдохнул:
— Ты так заблуждаешься!
Амелия покачала головой и на мгновение прижалась к нему.
Саймон отстранился.
— Уорлок знает, что мы — любовники, Амелия. Я в этом не сомневаюсь. Если он способен распознать истинный характер наших отношений, это смогут сделать и мои враги, и тогда они будут преследовать тебя, чтобы причинить мне боль… — И он сокрушенно затих.
Амелия скользнула на пол и заключила любимого в объятия.
— Мы вместе встретим эту угрозу, — сказала она.
Саймон взял ее лицо в свои ладони.
— Я сделаю все, чтобы отвести опасность от тебя и от детей.
— Я знаю, — прошептала Амелия, нисколько не кривя душой.
Он поцеловал ее — обреченно, как умирающий.
Его сердце продолжало яростно колотиться. Крепко сжимая Амелию в объятиях (сюртук Саймона быт небрежно брошен на пол, а бриджи расстегнуты), он перекатился на бок. Но и теперь Гренвилл продолжал надежно держать ее в кольце своих рук.
Он никогда не нуждался ни в ком так, как в Амелии. Как же ему хотелось узаконить их отношения и увезти ее и детей подальше ото всех опасностей!
Некоторое время назад они скользнули в спальню Амелии, заперев за собой дверь.
— С тобой все хорошо? — судорожно прохрипел Саймон, когда наконец-то обрел способность говорить. Он так отчаянно спешил, сгорая от нетерпения заняться с ней любовью. — Амелия, ты довольна?
Она улыбнулась ему, и Саймон заметил на ее виске испарину.
— Я вела себя достаточно тихо?
Он улыбнулся ей в ответ. Несколько минут назад, когда Амелия достигла вершины блаженства, Саймону пришлось закрыть ей рот рукой — все-таки была еще только середина дня.
— Ты проявила достойную восхищения сдержанность, — прошептал он.
— Это было чудесно, Саймон, — тоже шепотом отозвалась Амелия, снова прильнув щекой к его груди.
Он погладил ее по волосам, чувствуя, как страстная эйфория постепенно спадает. Когда волна блаженства схлынула, Саймон вспомнил приказ Уорлока отправить Амелию домой, а заодно и все остальное, о чем недавно шла речь в кабинете. Его сердце упало.
Выходит, Амелия все знала?
Что она подумает о нем, когда наконец-то осознает всю степень того, чем он занимался?
Амелия подняла на него взгляд.
— Нам не стоит задерживаться здесь, Саймон, хотя мне уже все равно, застанут нас вместе или нет.
— А мне не все равно! — с жаром произнес он. — Никто не должен узнать, что мы — любовники, Амелия. Никто.
Боже, ей грозила такая опасность… И в этом целиком и полностью была его вина.
— Ты собирался когда-нибудь сказать мне правду? — спросила Амелия, ища глазами его глаза.
— Что ты успела услышать? — Внезапно у Саймона появилась надежда, что Амелия узнала лишь о его шпионаже для Уорлока, и теперь он горячо молился, чтобы ей не было известно больше — он желал этого по своим, глубоко эгоистичным причинам.
— Я слышала все, Саймон. Ты шпионил для нас, но французы думают, что ты шпионишь для них!
Все так же сжимая Амелию в объятиях, он ощутил ее дрожь.
Саймон уставился в потолок. Когда же она осознает, что на самом деле значит двойная игра, которую он вел? — подумал Гренвилл. Как только Амелия поймет, на что он способен, она наконец-то потеряет свою беззаветную веру в него. Амелия выскользнула из его рук и села на кровати. Чувствуя, как к горлу подкатила тошнота, Саймон тоже сел и стал застегивать бриджи.
— Ты был во Франции, — констатировала Амелия.
Это прозвучало как осторожное обвинение.
— Да. — Он не осмеливался взглянуть на нее.
— И долго ты там пробыл? Именно поэтому ты никогда не оставался дома со своими детьми, с Элизабет? Поэтому никто никогда не знал, где ты находишься и как с тобой связаться?
— По большей части я жил в Париже последние два года, служа чиновником в городском правительстве. Там я был известен как Анри Журдан — между прочим, он действительно был моим кузеном, его казнили вместе с большинством жителей Лиона и остальными моими французскими родственниками. — Он наконец-то смог поднять на Амелию глаза.
— Мне очень жаль, — потрясенно проговорила она, взяв его за руку. Лицо Амелии было мертвенно-бледным. — Как же тебя вообще угораздило впутаться в подобные интриги, Саймон, когда у тебя есть дети, которым ты так нужен? Выходит, ты и в самом деле беззаветный патриот?
Он выдернул у нее свою руку. В конечном счете Амелия все-таки осудила его.
— У меня было множество причин принять предложение Уорлока три года назад, когда он впервые обратился ко мне, и патриотизм оказался лишь одной из них. — Саймон взглянул Амелии в глаза. — Большинство моих причин были эгоистичными.
