В этот момент младенец тихонько закряхтел и засучил крохотными ручонками.
— Тш-ш! — Виола инстинктивно принялась его укачивать, и ребенок затих. — И что она? Упрекала тебя?
— В том-то и дело, что нет… И это было самым поганым. Она была такой понимающей, такой всепрощающей. Лучше бы она начала орать и браниться. Послала бы меня куда подальше — и мы бы намного раньше перестали друг друга мучить.
Он замолчал, взглянул на сына и осторожно прикоснулся к маленьким пальчикам. Его лицо осветила теплая улыбка. Виола тоже улыбнулось — так трогательно и забавно смотрелся толстый огрубелый палец рядом с крохотной розовой ручонкой.
Бьорн снова вздохнул и, набрав очередную ложку бульона, поднес Виоле ко рту.
— И в постели у нас ничего не получалось, — сдавленно произнес он, когда она сделала глоток.
Виола вздрогнула и затаила дыхание, благодарная за откровенность. Сама бы она ни за что не решилась об этом спросить.
— Альвейг так и не оправилась после… того случая, — продолжил Бьорн. — Я пытался ей помочь, но не сумел: ее рана слишком глубока… Стоило до нее дотронуться, как ее тут же начинало трясти… В конце концов, она даже разрешила мне спать с другими женщинами.
Виола чуть не подавилась бульоном.
— И что ты? — ошалело спросила она.
— Ну… — Бьорн потупился. — Сходил к Гритте разок-другой. Только почувствовал себя после этого еще паршивей. Как будто предаю… ее, себя, тебя… Я ведь так и не смог тебя забыть. Каждый день, каждую минуту думал о тебе. Ты так и стояла у меня перед глазами… Чтобы хоть как-то отвлечься, я с головой ушел в дела Рюккена. Отговаривался, мол, у ярла куча забот, а на самом деле мне просто не хотелось возвращаться домой. По вечерам я нажирался как свинья, чтобы заглушить пустоту и дерьмо внутри себя, и приходил домой, когда Альвейг уже спала. Только, думаю, она не спала, а притворялась. А я делал вид, что этого не замечал… В общем все катилось псу под хвост, пока однажды Рагнар по пьяни не проболтался, что когда отвозил тебя домой, ты блевала под каждым кустом. Меня как по башке шарахнуло, когда я понял, что ты могла носить моего ребенка.
— А если бы не твоего? — спросила Виола, невесомо касаясь губами пушистой детской макушки.
— Да какая к Брокку разница? Я и так каждый день проклинал себя за то, что позволил тебе уехать… А беременную тебя вообще нельзя было отпускать. Мало ли что взбрело бы в голову твоему папаше.
— Это уж точно, — горько усмехнулась она, вспомнив навязанный брак. — Но почему же Рагнар не рассказал тебе об этом сразу?
— Да я и сам чуть дух из него не вышиб, за то, что он так долго молчал. А этот дурень мне: мол, Матильда строго настрого велела ничего не говорить. Сказала, что это скорей всего выблядок ярла, и нечего меня тревожить по пустякам.
— Матильда, значит… Вот… зараза!
— Что поделать, — вздохнул Бьорн. — Альвейг ее лучшая подруга.
— Да уж… И что было дальше?
— Я и до этого локти кусал, что позволил тебе уйти, а тут и вовсе сгрыз их по самые плечи, — продолжил Бьорн. — Я понял, что обязан хотя бы разузнать, как у тебя дела. Если бы ты оказалась счастливо замужем, я не стал бы лезть в твою жизнь… Не считал себя вправе, после того как сам от тебя отказался… Но мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.
— А как же Альвейг?
— К тому времени она уже знала о тебе. От местных болтунов ничего не утаишь. Она знала, что я любил тебя, но бросил ради нее… В общем, я поговорил с ней начистоту, и мы решили расстаться. Она тоже устала делать вид, что все хорошо. Ее приезд был ошибкой. Да, к ней вернулась память, но это не сделало ее счастливее. В Рюккене ей все напоминало о том нападении, о гибели нашего сына. И я… Она смотрела на меня и начинала плакать, потому что видела во мне его черты… В общем, мы развелись, и она уехала к дяде в Торвик.
— Кстати, а что случилось с Ингваром и Фастрид? — поинтересовалась Виола, внезапно вспомнив незадачливых заговорщиков.
— Мы клеймили их как изгоев и вышвырнули из Рюккена. Теперь на моей земле они вне закона, и каждый имеет право безнаказанно их убить. Понятия не имею, куда они подались. Да и мне на это плевать. Для нас их больше не существует.
— Легко отделались, — хмыкнула Виола.
— Что поделать. — Бьорн зачерпнул очередную ложку. — Пришлось сдержать слово — их жизни в обмен на Альвейг. Да и не мог я казнить ее мать и брата, даже таких никчемных…
Виола проглотила бульон. Младенец тихо сопел, пристроившись у нее на груди. Бьорн бросил на сына умиленный взгляд и вполголоса продолжил рассказ:
— Сперва я заслал шпионов к твоему папаше. Они разнюхали, что тебя выдали замуж, но твой достопочтенный супруг в первую брачную ночь грохнулся с лестницы и весьма удачно приложился башкой о ступеньку.
— С лестницы? — Виола удивленно уставилась на него. — Вообще-то… это я проломила ему череп подсвечником, когда он пытался меня изнасиловать.
— Ну ты даешь! — с восхищением выдохнул Бьорн. — Я всегда знал, что у моей принцессы медвежьи яйца!.. Но в вашем замке все уверены, что этот Манчини, или как там его, скопытился от несчастного случая.
— Получается, папа решил скрыть мое преступление? Выходит, меня не казнят?
— Конечно нет. Граф далеко не дурак, а ты — его единственная наследница. Да еще и какого внука ему родила! — Он бережно погладил сына по щеке тыльной стороной пальцев.
У Виолы словно камень с души свалился. Какое счастье, что больше не нужно скрываться от правосудия!
— И что было дальше? — спросила она.
— Когда я узнал, что ты свободна, то сразу же отправился к твоему папаше и попросил твоей руки, — ответил Бьорн.
— С ума сошел? — в ужасе воскликнула Виола. — Он же мог тебя казнить!
— А он и собирался. Вначале. Но я же сказал, что твой отец не дурак. Мы с ним поговорили, и, в конце концов, он согласился с моими доводами.
— С какими еще доводами?
— Он оценил перспективы союза с Рюккеном. Прекращение набегов, выгодную торговлю и те богатства, которые мы можем вам предложить.
— Богатства?
— Угу… — Бьорн расплылся в самодовольной улыбке. — Помнишь Оглафа и Пендальфа?
— Конечно, — хмыкнула Виола. — Демоны, проклятья… Разве такое забудешь? Но они-то здесь причем?
— Тогда в Грондале я велел обнести спорный участок забором. Селяне стали долбить скалу, чтобы раздобыть камни для ограды — и наткнулись на серебро.
— Да ты что!
— Угу. Гигантское месторождение! Мы уже строим там рудник. Теперь все будет по-другому! Нам больше не нужно будет никого грабить, чтобы прокормиться. Мы сможем все покупать. И, разумеется, Кастилла могла бы получить огромную выгоду от этой торговли.
— Теперь я понимаю, — кивнула Виола. — Папа ни за что бы не упустил такую возможность.
— Вот поэтому он согласился и на союз наших земель, и на наш с тобой брак.
— Я так рада. — Виола прильнула к плечу возлюбленного.
Бьорн обнял ее и поцеловал в висок.
— Попробовал бы не согласиться, — усмехнулся он. — Я бы тогда снова умыкнул тебя через окно.
— Не сомневаюсь. Но что будет дальше?
— Мы поженимся и уедем в Хейдерон. Если у нас будут еще сыновья, то старший унаследует Кастиллу, а следующий по старшинству будет править Рюккеном. Если же Ньорун больше не даст нам детей — то все достанется этому крохе. — Бьорн осторожно погладил малыша по круглой макушке.
— Что ж, разумно, — согласилась Виола. — Но как ты нашел меня здесь? Ведь отсюда до Кастиллы много часов пути. Я полдня тарахтела сюда на телеге, думала, все кости растрясу.
Бьорн поднялся со стула и отнес опустевшую миску на подоконник.
— Так твой папаша сказал мне, где тебя искать. Как же он выразился… — Бьорн щелкнул пальцами, подняв глаза к потолку. — «Она удалилась в обитель божью, дабы в уединении оплакать безвременно почившего супруга».
— Отец знает, что я здесь?! — выпалила Виола, не веря своим ушам.
— Ну да, — пожал плечами Бьорн. — А разве не он сам отправил тебя сюда?
