она казалась ему взбалмошной, и с ней рядом он не чувствовал себя в безопасности. Ратленд убил их, хотел сказать Люциан, если бы мог выговорить эти слова вслух, но Хэрриет и так знала, что Ратленд вынес шахтерам смертный приговор. И все же она продолжает упорствовать. Если бы Люциан попытался рассказать ей о своем стыде и о боли, а она по-прежнему настаивала на обращении его на сторону добра и соответствии ее ожиданиям, он, пожалуй, не смог бы ее простить. И тогда он ее потерял бы… Позволить этого он себе не мог.
– Не лезь не в свое дело, – отрезал он. – Ничего ты не понимаешь! Поверь, он сделал с моей семьей и с общиной такое…
– Поверить тебе? – недоверчиво переспросила Хэрриет. – Я тебе поверила, и смотри, чем это закончилось. Ну конечно, – добавила она со странным блеском в глазах, – я не понимаю, куда уж мне, я всего лишь избалованная девчонка. Я все еще верю, что ты мог выбрать нас и свое будущее вместо прошлого.
– О господи! – не выдержал Люциан. – Да ты вообще себя слышишь?
Ее лицо посерело, газета выскользнула из рук. Он посмотрел, как она мечется по комнате, и ему стало нехорошо.
– Хэрриет, – окликнул он.
Она повернулась к нему.
– Ты сожалеешь? – прошептала она. – Ты хотя бы сожалеешь о том, что натворил?
– Мне жаль, что я разочаровал тебя, – выдавил Люциан.
– А как насчет гибели лорда Ратленда?
Тела в ряд, от мала до велика… мокрые светлые волосы разметались по грязи…
– Не могу, – хрипло выговорил он. – Сожалеть об этом я не могу.
Хэрриет содрогнулась, в глазах ее мелькнул страх. Он безвозвратно рушил ее представления о нем как о благородном рыцаре, и осознание, что помешать этому он не в силах, застряло в горле глыбами льда.
Хэрриет выпрямилась и посмотрела на него, вздернув подбородок.
– Я тебе доверяла, – сказала она. – Ты показал, каков ты есть, вынудив меня к замужеству. Ты заключил сделку с моим отцом. Ты притворился, что поступаешь благородно в гостиной моих родителей, когда я от страха не могла мыслить здраво. Я все это знала и все же решила тебе довериться… Глупая я! У меня нет выбора – я должна вернуться в Лондон.
Слова доносились до него приглушенно, как из-под воды.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
– Как же я могу остаться? – спросила она, оглядывая номер в поисках своих вещей.
– Ехать одной небезопасно.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Правда в том, что с тобой я в гораздо большей опасности, чем без тебя.
Ее слова настолько задели Люциана за живое, что он едва не забыл, как дышать. Позже. Он поговорит с ней позже, когда оба снова будут владеть собой.
– Если ты так ко мне относишься, то тебе и в самом деле лучше уехать.
Он вышел за дверь, потому что при виде того, как она собирает вещи, ему хотелось выть.
Сначала мысли Хэтти неслись по все тем же старым рельсам: глупо-тупо, глупо-тупо в ритм движению поезда. Она чувствовала себя грязной, ей хотелось хорошенько помыться с мочалкой, потому что каждый час, проведенный в сладострастной близости с Люцианом, зудел на теле, словно короста. Неужели он смеялся над ее доверчивостью, над наивными попытками устроить ему испытание?
И в довершение всего погиб человек!
Он не пытался помешать ей уехать, думала Хэтти, садясь в сонный утренний поезд в Эдинбурге. Разумеется, она воспротивилась бы любым попыткам Люциана удержать ее в гостинице, и все же, вспоминая его бесстрастное лицо, она снова ударилась в слезы. До чего одиноко лежать в темном, ненадежно запертом спальном купе в компании дорожной сумки! Хэтти металась между беспокойным забытьем и пробуждением, и к печали понемногу примешивалось чувство вины. Шахтерская община так ждет своих фотографий, которых теперь не будет! По крайней мере, в ее исполнении. Нужно кого-нибудь послать вместо себя, подумала Хэтти, причем того, кто владеет этим ремеслом.
Она поднималась по лестнице особняка в Белгравии, сгибаясь под гнетом трех бессонных ночей и дней, проведенных в страшных переживаниях за рабочих, застрявших под землей. Грудь болела так, словно все внутренние органы воспалены. Наверное, на нее свалилось слишком много всего сразу. Измученный мозг сыграл с ней злую шутку, смешав нынешние тревоги, старые обиды и совершенно не связанные с ними проблемы, в результате чего она набросилась на мужа и убежала от него сломя голову…
Дверь открыла стройная, востроглазая женщина с волосами мышиного цвета, вьющимися возле ушей. Айоф Бирн.
Хэтти прищурилась. Казалось, протяни руку, и та пройдет насквозь.
– Вы мираж?
– Боже правый! – воскликнула мисс Бирн. – Что он натворил на этот раз?
* * *
Двадцать минут спустя Хэтти сидела на козетке в гостиной, вцепившись в чашку с горячим чаем, словно в буек посреди бушующего моря. Хозяйка и гостья поменялись ролями: мисс Бирн взяла ее пальто и дорожную сумку, мисс Бирн велела ей прилечь и ушла на кухню заваривать чай. Мисс Бирн чувствовала себя как дома, развалившись на диване так, словно это ее привычное место. И все же Хэтти радовалась ее присутствию. Женщина была ровесницей Люциана и его подругой. Такое ощущение, что частичка мужа находится рядом, только без всего, что ее раздражает, ранит и смущает.
– Я пыталась с ним связаться, – пояснила мисс Бирн, – на телеграммы он не отвечал, поэтому я решила зайти сама. Двери открыла своим ключом – слуги все разбежались. Боюсь, я задремала на этом славном плюшевом диване. – Она погладила обивку. – Уж простите.
– На шахте случилась авария, – бесцветным голосом сказала Хэтти. – Последние три-четыре дня выдались очень насыщенными.
Мисс Бирн замерла.
– Жертвы есть?
– Нет, но потребовалось больше двух дней, чтобы вытащить их из-под завала.
Женщина все еще выглядела встревоженной.
– Представляю, каково ему пришлось.
Хэтти с трудом сглотнула подкативший к горлу комок.
– По правде говоря, после происшествия мой муж стал на себя не похож.
– Так вот почему он выбил землю из-под ног старины Ратленда, – понимающе покивала Айоф Бирн. – Я увидела заголовки о его внезапной кончине, и у меня возникли подозрения.
– Насколько мне известно, Ратленд заставил шахтеров применить рискованный метод добычи, – объяснила Хэтти. – Из-за этого случился обвал.
– Бедняга Люк! Тогда все понятно.
Хэтти сжала чашку еще крепче.
– Не слишком ли беспечно вы все относитесь к скоропостижной кончине его светлости? – В голосе Хэтти прозвучали резкие нотки, хотя от усталости она больше походила на бестелесный разум, нежели на живую женщину.
– Столь же беспечно, как и он в свое время отнесся