В самом конце февраля он удивил ее еще больше, когда после завтрака торжественным тоном предложил проследовать за ним в его кабинет, где вручил ей два документа.
Первый из них, в чем она с трудом разобралась, был актом, подтверждающим приобретение поместья, а во втором что-то говорилось о каком-то бароне Фрейне.
Рейвен в полном недоумении уставилась на Келла.
— Я ничего не понимаю, — проговорила она. — Вы изволите шутить?
— О нет, миледи Фрейн, — ответил он с глубоким поклоном. — Разве я могу позволить такое с баронессой… — Сменив тон на серьезный, он добавил: — С этого дня, Рейвен, мы барон и баронесса Фрейн. Запомни это. Таким образом, ты уже не клятвопреступница, а послушная дочь своей матери, исполнившая обет и вышедшая замуж за человека, носящего титул.
— Но… как?
— Легче, нежели я предполагал. — Он иронически улыбнулся. — Джереми был совершенно прав: сундуки принца-регента настолько опустели, что он с радостью ухватился за мое предложение финансовой помощи. Поэтому я смог без всяких проволочек купить поместье в графстве Нортамберленд и заодно получить титул барона.
Рейвен покачала головой — ей не верилось, что такое возможно. Значит, не напрасно Келл называл ее иногда «миледи»? Правда, он вкладывал в это иронический смысл, но получилось — как в воду глядел. И сделал он это исключительно для нее, потому что сам глубоко презирает все эти ранги, звания и привилегии.
Она сказала ему об этом, на что он небрежно ответил:
— Не волнуйся обо мне, дорогая. Для меня от этого ничего не изменится, внутри я останусь тем же, только обращаться ко мне станут по-иному: «милорд». А к тебе — «миледи».
— Думаю, меня это тоже никак не затронет, — задумчиво произнесла она. — Во всяком случае, я так и останусь незаконнорожденной. Плодом любви.
— Ну и что может быть лучше, черт возьми, чем плод любви? — почти крикнул он, вызвав некоторую оторопь своей вспышкой. — И какая, к дьяволу, разница, кем был или не был твой настоящий отец?
Рейвен не отвечала. Тогда он, смягчив тон, сказал:
— Конечно, баронесса — это не совсем герцогиня, но для начала тоже неплохо. А дальше посмотрим.
Не сдерживая улыбки, а также выступивших слез, она проговорила дрожащим голосом:
— Келл… Я просто не знаю, как вас благодарить. Это так великодушно с вашей стороны. Я…
«Я не могу, не должна его полюбить, — билось у нее в голове. — Он благороден, щедр — все так… Красив… Притягателен… Но полюбить его, привязаться всей душой будет для меня мукой. Ему не нужна моя душа, не нужны семья, дети. Только мое тело…»
Словно в ответ на ее мысли, он приблизился к ней, его руки обхватили ее плечи.
— Поздравляю вас, миледи, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, в глубину той души, которую она так боялась ему отдать. — И знайте, баронесса, мне не нужна ваша благодарность, а только лишь…
От двери послышался сдержанный кашель: вошел дворецкий.
— Что вам, Ноулз? — не слишком терпеливо спросил Келл.
Тот протянул сложенный лист бумаги.
— Записка от мисс Уолш, сэр.
Келл пробежал глазами неровные строчки, лицо его застыло, и Рейвен почувствовала неладное.
— Что там? — спросила она. — Неприятности?
— Мой брат снова в Лондоне, — сдержанно произнес он. — Эмме известно о его внезапном прибытии, но она не знает, где он находится… Я еду в клуб и буду его там ожидать. Вам не нужно сегодня приезжать в клуб…
Как хотелось Келлу, чтобы он с радостью встретил своего младшего брата после двухмесячного изгнания, но ничего, кроме беспокойства, он не испытал. В каком состоянии приехал Шон? Что он задумал? Как воспримет известие о получении Келлом титула? О приобретении поместья? О том, что его отношения с Рейвен не только не стоят на грани разрыва, а укрепляются?
Келл ругал себя, что ни разу за это время не съездил в Ирландию, на конскую ферму. Ведь он получил неприятное сообщение от управляющего, что его брат в приступе безумной ярости почти насмерть забил одну из лошадей. Единственное, что он сделал для Шона — за что тот вряд ли станет его благодарить, — подыскал нового врача. Эскулап обещал применить какие-то новые методы лечения и в случае необходимости поместить пациента в хорошее лечебное заведение.
В клубе, куда Келл заехал в первую очередь, он не нашел Шона. Не было его и в доме, где тот жил до своего отъезда. Келл не стал искать его по всем злачным местам Лондона, а вернулся в клуб, где пришлось принимать искренние и не очень поздравления с получением титула, что не принесло ему удовлетворения и не улучшило расположения духа.
Чуть позже полуночи Шон все-таки явился. Он был в сильном подпитии. Поэтому Келл решил не начинать встречу с расспросов о том, почему Шон самовольно уехал из Ирландии и жестоко обращался с лошадью.
— С приездом, — сказал он, положив руку на плечо брата. Но тот, качнувшись, сбросил его руку и, не отвечая на приветствие, заносчиво сказал:
— Я слышал, ты заделался шелудивым лордом? Поздравляю.
— Пойдем наверх и поговорим обо всем, — предложил Келл.
— Не собираюсь ни о чем говорить! — рявкнул брат. — Где она?
— Кто — она?
— Как будто не знаешь! Где эта шлюха, которую ты сделал своей женой и баронессой, чтобы она теперь водила за нос тебя, а не меня?
— Шон, заткнись! С меня довольно!
Тот бросил на него взгляд, полный ярости и боли.
— Будь ты проклят, Келл! Зачем ты это сделал? Я предупреждал тебя…
С этими словами он бросился к выходу, чуть не упав по дороге. Рванувшись за ним, Келл успел увидеть, как тот влез в поджидавший его наемный экипаж.
Недолго думая, Келл решил немедленно вернуться домой, чтобы быть спокойным за Рейвен. На всякий случай он взял с собой из клуба одного из своих охранников, бывшего боксера.
Они прибыли почти вовремя и еще издали успели увидеть, как пьяный Шон что есть силы колотит в дверь дома, принадлежавшего Келлу, и во все горло поносит его обитателей. В окнах соседних домов начали вспыхивать огни. И еще они увидели, как открылась дверь и на пороге появился О'Малли. Шон набросился на него и схватил за горло. Однако старый слуга не растерялся. Удар в челюсть свалил обидчика лицом в снег.
Подоспевший Келл пытался поднять брата, но тот кое-как самостоятельно принял сидячее положение, продолжая изрыгать ругательства.
О'Малли начал оправдываться перед Келлом:
— Верно, милорд, я ударил его, но, видит Бог, я вынужден был это сделать, потому как опасался за Рейвен… прошу прощения, за миледи. Ведь он уже не один раз…
— Вы ни в чем не виноваты, О'Малли, — ответил Келл. — Он сам напросился.
В это время на пороге показалась Рейвен в теплом плаще прямо поверх ночного одеяния, со свечой в руке.
