острые, я бы сказала, болезненные темы.
– Например?
– О семейных конфликтах, – пробормотала Хэтти, поглощенная чтением, – ужасающем положении несчастных женщин.
– О проституции, – сухо добавила Люси, и Хэтти бросила на нее возмущенный взгляд.
– В любом случае, вряд ли это издание легальное, – сказала Катриона. – Не читайте его на публике.
– И кто же его выпускает? – спросила Аннабель, начав сама надписывать конверты.
– Никто не знает, – сказала Катриона. – Брошюры просто появляются в почтовых ящиках или в общественных местах. Если бы мы знали, кто издатель, мы могли бы положить этому конец.
– Зачем же их останавливать?
Катриона собрала обрезки от газет и выбросила их в мусорное ведро под столом.
– Потому, что они лишь отталкивают людей от нашего дела. В «Журнале суфражисток» все слишком приглаженно, он никогда не вдохновит на большие перемены, а «Гражданка» чересчур радикальна, так не привлечь широкие массы, – объяснила Люси. – Кстати, в ближайшее время я собираюсь выпустить новый журнал, что-то среднее между этими двумя. – Она взглянула на Аннабель. – И мне понадобится помощь, если тебе интересно.
– В выпуске журнала?
Люси кивнула.
– Я не смогу заплатить тебе ни шиллинга, во всяком случае сразу, но могу предложить бесплатное жилье. – Она бросила взгляд на раскладушку в углу, рядом с засохшим цветком. – Жилье, конечно, неказистое.
– Меня вполне устроит, – быстро ответила Аннабель.
Именно место для ночлега и требовалось ей сейчас больше всего на свете. Имея его, Аннабель больше могла не выбирать между жизнью у Гилберта, замужеством без любви и пугающей неизвестностью.
Живот скрутило от беспокойства. Послезавтра Кристофер Дженкинс будет ждать ответа на свое предложение. Два дня. Вряд ли он оскорбится, если Аннабель попросит подождать еще, но дело в том, что у нее больше не было времени. Ей приостановили выплату стипендии, учеников она потеряла, а других источников дохода у нее не было. Не могла же она жить за счет Люси и спать в ее гостиной вечно.
Черная меховая полоска прошмыгнула по половицам и взобралась по юбке Люси.
– Боже мой, Боудикка, – упрекнула Люси, когда кошка устроилась у нее на плече и обвила шею хозяйки своим блестящим хвостом, словно маленьким меховым палантином. – В последнее время ты что-то ужасно нервничаешь.
– Наверное, из-за посторонних в ее владениях, – пробормотала Аннабель.
– Чепуха, – возразила Люси и зарылась лицом в мягкую шерстку Боудикки. – Она знает, что ты одна из нас, правда, киска?
Воспоминание о красивом молодом виконте в пурпурном жилете промелькнуло в голове у Аннабель. Она никогда не спрашивала Люси, откуда лорду Баллентайну известно о ее кошке. При мысли о вальсе на том балу ей тут же вспомнился Себастьян, как стремительно он шел к ней через зал, с таким видом, будто жаждет крови Баллентайна…
– Аннабель, чуть не забыла, в твоей ячейке было письмо, – сказала Хэтти и открыла свой ридикюль. – Я взяла на себя смелость забрать его.
Мелькнувшая было надежда на то, что это мисс Вордсворт написала ей, чтобы сообщить о восстановлении, тут же угасла. Увидев на конверте знакомый размашистый почерк, Аннабель нахмурилась.
– Это от моего кузена Гилберта.
Еще бы. Ведь она просрочила платежи. Неужели он уже посылает ей напоминание? Искушение бросить письмо в огонь не читая было так велико. И все же Аннабель разрезала конверт ножницами.
Аннабель!
Вчера до нас дошли крайне неприятные известия о тебе. Утром мы получили письмо от анонимного доброжелателя. Бумага и конверт были плотными и дорогими, а почерк – чрезвычайно элегантным, но содержание было возмутительным – мне любезно советовали «спасти тебя от себя самой», как выразился автор, поскольку, похоже, ты попала в неподобающую компанию. Нам сообщили о твоем участии в политических акциях, об аресте полиции и даже о пребывании в тюрьме! Кроме того, автор обеспокоен тем, что ты общаешься с неженатыми джентльменами…
– Боже милостивый! – воскликнула Аннабель и вскочила на ноги.
– Что случилось? – спросила Хэтти.
– Он знает… – Откуда он мог узнать?
…Если бы бумага и почерк автора послания не выдавали его высокого положения, я бы решил, что это дурная шутка. Как бы то ни было, я глубоко обеспокоен этими известиями, чрезвычайно обеспокоен. Я неоднократно предупреждал тебя об опасностях высшего образования. Теперь мне совершенно ясно – ты катишься в пропасть, навстречу собственной гибели, и мы оба знаем, что это происходит не впервые, не так ли?
Рано или поздно о твоем безрассудстве и порочности станет известно всему Чорливуду или, что еще хуже, хозяину поместья, ибо о твоем поведении в респектабельном обществе судачат уже сейчас. Так вот какова твоя благодарность за то, что я кормил тебя, дал кров и доверил заботу о моих пятерых детях!
Как благочестивый семьянин и служитель англиканской церкви я обязан подавать пример прихожанам и избегать общества людей, запятнавших себя позором. Поэтому прошу тебя не появляться в Чорливуде в ближайшем будущем.
С большим разочарованием,
Гилберт
Рука Аннабель, державшая письмо, бессильно упала на стол.
– Так. Похоже, «возвращение к родственникам» я могу вычеркнуть из списка.
Аннабель начала бесцельно бродить по комнате, а подруги столпились вокруг письма, однако их возмущенные возгласы были слабым утешением.
– Письмо, – пробормотала она. – Пять лет, и вот теперь он отпускает меня письмом.
– Как мерзко, – возмутилась Хэтти. – Он всегда такой?
– Все к лучшему, – сказала Люси. – Выходит, ты правильно поступила, избавившись от Монтгомери, раз за вполне разумный отказ он отплатил тебе таким образом.
– Монтгомери? – Слова застряли у нее в горле. – Ты думаешь, это он… написал моему кузену?
– Ну а кто же еще?
Только не он! Он не мог!
– Он никогда бы не опустился до такой низости.
– Но ведь твой кузен упоминает первоклассные бумагу, конверт и элегантный почерк, – заметила Люси.
– Я знаю, знаю. Но ведь кто угодно мог написать. Даже кто-нибудь из суфражисток.
– Ну-у, им-то какой резон?
Аннабель прижала ладони к вискам.
– Не знаю. А каким образом слухи дошли до Оксфорда? И вряд ли Монтгомери стал бы упоминать в кляузе самого себя, так что, полагаю, кто-то еще был в курсе.
– Но кто? – спросила Катриона. – Кто же не
