— Ты даже рычишь как лев, — одобрительно заметила она. Ее теплое, влажное дыхание словно обжигало его.
Она вытянулась рядом с ним, и Гастон думал, что сойдет с ума: ее твердые соски прижались к нему, мягкие волосы внизу живота щекотали его бедро.
— Селина! — глухо воскликнул Гастон.
— М-м-м… Мне нравится твой рык, — выдохнула она, пробежав руками по его плечам и шее. Она мяла их пальцами, ощупывая каждый дюйм упругих мускулов. — Здесь не чувствуется ягненка. Только львиная натура. — Ее пальцы оказались у заросших бородой щек. — И здесь тоже… Мне нравится твое имя — Гастон. Оно такое мужественное, темное и… очень красивое.
— Ты не заставишь меня сбрить бороду? — Гастон попытался схватить ее за пальцы, но она быстро убрала руки.
— Нет, мне нравится ощущать ее, когда ты меня целуешь.
— Когда я целую… куда?
— Куда угодно… — Ее глаза сверкнули весельем. Секунду назад ему казалось, что он достиг максимума наслаждения, но после последних слов Селины новая волна сладостного возбуждения заставила его дрожать как в лихорадке. Впервые в его жизни женщина, окутанная флером невинности, так откровенно радовалась физическим удовольствиям и так открыто говорила о них. Она вся состоит из контрастов, его Селина. Драгоценный камень с тысячью граней. Проживи он с ней всю жизнь, многие из них так и останутся неизвестными.
А ему остались считанные дни!
Он стал гнать мрачные мысли, вспомнив об обещании, которое они дали друг другу.
— Кажется, я нашла место, где живет ягненок! — радостно воскликнула она, поглаживая его за ухом.
— Одно-единственное, — ухмыльнулся он, погружаясь в истому. — Больше нет.
— А вот второе! — Она наклонила голову и укусила его за мочку уха.
Больше он не мог сдерживаться и, обхватив ее за спину, привлек к себе.
— Ага, я права! — Она ловко увернулась от его объятий. — Я угадала! Здесь тоже живет ягненок. — Ее пальцы пробежали по руке к сгибу локтя, где пульсировала артерия. Отведя взгляд от вздрагивающей кожи, она внимательно посмотрела ему в лицо повлажневшими глазами.
Потом взяла в обе руки его громадную ладонь и поцеловала мозолистую поверхность.
— Вот еще. Здесь уживаются и лев, и ягненок. В ладони ты держишь меч и пику. Но она становится такой ласковой, когда ты касаешься меня. Жестокость и нежность.
Ее слова теплым дождем омыли его душу. Жестокость и нежность. Воин и любовник. Един в двух ипостасях. Он никогда не верил, что такое возможно. Что он может отдаться одному чувству, не рискуя потерять другое. Селина доказала обратное.
Отпустив руку, она наклонилась и приникла к его губам. Но не успел он распробовать вкус страстного поцелуя, как она вновь подняла голову.
— Сейчас я покажу самое твое львиное место, — шаловливо шептала она, легко целуя его, оставляя влажные печати на шее, груди, животе, быстро приближаясь к символу его мужественности.
Он громко задышал, комкая в руках волчий мех. Она уже трогала пальцами и губами кожу внизу живота, совершенно не скрывая своих намерений. Ему стоило лишь вообразить, что последует дальше, как в голове помутилось.
— Селина! — прохрипел он, дрожа всем телом.
Она аккуратно обошла повязку, закрывавшую рану на боку, и стала теребить густые волосы возле его твердой, как металл, возбужденной плоти. Словно дразня его, она подняла голову и молча посмотрела на него.
Наконец она коснулась губами символа его мужественности.
— Здесь, — будто сама удивляясь, произнесла она, — твое самое львиное место.
Он ничего не сказал в ответ, не в силах ни думать, ни дышать. Остался лишь бешеный стук сердца и чувство невероятного блаженства.
— Селина!
— Ш-ш-ш, мой лев, — остановила она его. — Я еще не всего тебя узнала.
И тут она поцеловала его в самое чувствительное место. Легкий поцелуй, простое касание губами. Внутри у него все сжалось, готовое взорваться.
— Нет! — выдохнул он, пытаясь сесть и схватить ее. Поздно. Последний раз она провела языком и подняла голову, обратив к нему мерцающий, словно опал, взгляд. Его тело судорожно вздрогнуло, и он откинулся на спину, отдавая себя во власть сладкого спазма, почти теряя сознание и погружаясь в огненную бездну. Но бездна стала в тысячу раз глубже, когда он заметил, как его жена, приоткрыв губы, без всякого стеснения наблюдает за ним.
Когда он наконец начал приходить в себя, опустошенный, с хрипом ловящий дыхание, она довольно улыбнулась, как кошка. Как львица.
— У тебя даже вкус как у льва, — бесстыдно прошептала Селина. — Соленый, горячий, дикий.
В ответ он с ревом схватил ее и прижал спиной к шкурам: Его губы впились в ее рот, руки жадно ощупывали сокровенные изгибы ее горящего тела. Он сжимал ее груди, ласкал соски, целовал ее шею, покусывал мочки ушей. Его рука скользнула вниз по животу, к нежным лепесткам и раздвинула их.
— О моя львица! — вскричал он. — В тебе тоже очень много от овечки.
— Разве… — выдохнула она между стонами, которыми сопровождались его прикосновения, — не чудесно… что во мне… так много… от овечки?..
— Мы оба похожи и подходим друг другу. — Он прижался к ней, снова готовый к амурным сражениям.
— Да-да, мой лев! — Она задыхалась от его ласк. — Пожалуйста, сейчас, скорее! Пожалуйста!
— Не так скоро, дорогая… — С вожделенной улыбкой он вдруг отстранился от нее. — Я хочу насладиться каждым дюймом твоего тела.
С разочарованным вздохом она приникла к нему, гладя по спине и ягодицам. Он вырвался и встал рядом с ней на колени.
— Встань на колени! — хрипло приказал он.
Ничего не понимая, Селина взглянула на него из-под густых ресниц.
— На колени! Сейчас же, — повторил он.
Она ничего не ответила, но Гастон заметил, что ей понравилось, когда он начал действовать агрессивно.
Вся дрожа, она повиновалась и встала перед ним на колени.
Он придвинулся к ней почти вплотную, глядя глаза в глаза. Провел рукой по груди, по боку, по бедру, колену, голени, пока пальцы не коснулись ступни. Она поежилась от щекотки, вызвав на его губах улыбку.
— Не двигайся, — прошептал он, проводя рукой в обратном направлении.
Когда он достиг бедра, то на мгновение задержал ладонь у рыжеватых волос, скрывавших ее женственность, и заглянул в ее ждущие глаза. Что он будет делать дальше, какие ухищрения придумает, чтобы доставить ей удовольствие?
— Раздвинь ноги.
Шумно дыша, она исполнила просьбу. Румянец на щеках стал гуще. Она расставила колени, чтобы его рука могла проникнуть между бедер, к ее лону.
— Еще, моя нежная львица. Шире, — глухо приказал он, все еще не дотрагиваясь до нее. — Дай мне посмотреть на тебя всю. Вот так. Теперь откинься назад. Откинься и открой для меня все.
