— Мы считали, миледи, что вас удержали здесь потерянные вещи. — Она указала на сумочку Селины. — Может быть, и так. Но возможно и другое. Кое-что, о чем я не подумала, не знала, даже представить себе не могла…
— Говори же! — воскликнул Гастон, пытаясь скрыть охватившие его недобрые предчувствия.
Бринна подошла к ним и подняла руки, словно хотела что-то измерить или погреть ладони, как у огня.
— Миледи, чтобы возвратиться, вы должны взять все, с чем прибыли, и ничего не забирать отсюда.
— Но я ничего не собираюсь брать!
— Вы говорите о вещах, а я — о чувствах, которые вы унесете в своем сердце. — Бринна отошла на несколько шагов и зажмурилась, как от яркого света, производя руками плавные движения. — О миледи! Это чувство… между вами, я вижу, какое оно сильное. Оно как… свет, как тепло от солнца. От сотен солнц. Я не знала… не могла понять! Мы же думали только о предметах — о вашем одеянии, вашем кошельке. А то, что я сейчас обнаружила, может оказаться более важным.
— Не вещи, а чувства? — прошептала пораженная Селина.
— Я и предположить не могла, что вы с мужем так сильно любите друг друга. — Бринна выглядела совершенно обескураженной.
Гастон почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Он крепче обхватил плечи Селины и спросил у колдуньи:
— Ты говоришь, ей не удастся вернуться домой?
— Не знаю, милорд. Леди Селина — первая из известных мне, попавшая в чужое время. Мой отец был знаком с десятками подобных людей, но не я. Я только знаю, что сказанное мной может иметь значение. — Бринна прикрыла глаза рукой, будто от Гастона и Селины исходил слепящий свет. — Наверное, сила чувств и перенесла вашу жену через века… а теперь эта связь стала настолько прочной, что…
— …она удержит меня здесь, — закончила за нее Селина.
Гастон не отрывал взгляда от Бринны, не в силах ни говорить, ни двигаться. Его потрясло сознание, что из-за него Селина вынуждена будет остаться, что именно его любовь станет причиной ее смерти.
Но сама Селина выглядела совершенно спокойной.
— Селина! — Одной рукой он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Может быть, она от сильного волнения не понимает, что происходит?
— Не волнуйся, Гастон. Она смотрела на него вполне осмысленно, и голос звучал твердо. — Со мной все в порядке.
— Милорд, не теряйте надежды, — не очень уверенно произнесла Бринна. — Связь между вами может помешать ей вернуться, но, возможно, все произойдет, как мы все надеемся.
— Так или иначе, мы узнаем это через четыре дня. — Селина обвила его руками и прижалась к его груди.
Гастон встряхнул ее. Как она может быть такой спокойной, когда ее жизнь висит на волоске?
— Бринна, извини, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Я хочу поговорить со своей женой.
— Конечно, милорд, — ответила она, обходя их и не спуская с обоих благоговейного взгляда. — Мне еще надо навестить Этьена — я обещала напоить его настоем трав. Лекарство быстро вернет ему силы. Миледи, мы ведь сможем поговорить и завтра?
— Да, Бринна. Спасибо тебе за помощь.
Колдунья повернулась и вышла. Когда за ней закрылась дверь, Гастон глубоко вздохнул, прежде чем начать разговор.
— Помощь! — с сарказмом воскликнул он. — Селина, ты разве не поняла, о чем она говорила? Ведь если ты не сможешь вернуться, то…
— Я все понимаю, — спокойно ответила она. — Но не боюсь.
Зато он боялся, но не решился продолжать, опасаясь, что выдаст себя с головой.
Он отпустил ее и отвернулся. Никогда, даже во время самых жестоких битв, не ощущал он на языке этого холодного, горького вкуса. Вкуса страха.
— Господи и все твои святые! Я не намерен так легко смириться, — хмуро произнес он. — Я буду бороться. Мы найдем решение. Мы похороним наши чувства, побудем это время порознь.
— Отречься от нашей любви? Притвориться, что между нами ничего не было? Так просто, как будто задуть свечу?
— Да! — вскинулся он. — Да! Я сейчас же уеду отсюда. Буду скакать без остановки столько, сколько хватит сил у Фараона. За четыре дня я доберусь до…
— Гастон! — взмахнула ресницами Селина. — Неужели ты всерьез надеешься, что это поможет? — мягко спросила она.
Он почувствовал, как страх железным обручем сжал грудь, не давая вздохнуть. Он понимал: несколько недель назад это сработало бы. Но не сейчас.
— Не надеюсь, — признался он.
Она подошла к нему, губы тронула ласковая улыбка.
— О том, что случится, мы узнаем, только когда это случится. Подождем четыре дня. До тех пор нет смысла напрасно терзать себя. Ведь этим мы ничего не изменим.
Он глядел на нее. Она двигалась спокойно и уверенно. Ничто в ее облике не выражало даже намека на страх или сомнение. Гастон почувствовал гордость за нее, за ее храбрость и самообладание. И еще он почувствовал новый прилив любви.
— Ты действительно ничего не боишься?
— Я у тебя многому научилась, мой отважный рыцарь.
Они долго стояли обнявшись и молчали.
— Я и вправду многому научилась, — прошептала она наконец — Как раз сегодня утром подумала, что уже несколько недель не страдаю от приступов страха. И не только благодаря твоим урокам дыхательной гимнастики. Но и кое-чему другому.
— Какой же мудрости ты смогла у меня набраться? — спросил он, невесело усмехнувшись.
— Ну, например, когда перед тобой появляется важное дело, ты просто берешь и делаешь его. Потому что страх — чувство разрушительное. — Селина уткнулась ему в грудь. — А жизнь слишком коротка и драгоценна, чтобы растрачивать ее на такие ощущения.
Он не ответил, потому что в горле стоял комок, мешавший говорить.
— Гастон, у нас осталось всего четыре дня, и я не собираюсь провести их в страхе.
— Ладно, не будем бояться, — согласился он. — Мы обеими руками вцепимся во время и заставим его послужить нам.
— Притворимся, что впереди у нас долгая и счастливая жизнь.
— И ничто не в состоянии разлучить нас.
— Ни осколок пули, — шептала она. — Ни лунное затмение. Ни леди Р.
— В мире нет ничего — только мы двое. Навсегда.
Гастон наклонился и поцеловал Селину, потом поднял ее на руки.
— Гастон, — попробовала протестовать она. — У тебя же швы на ранах разойдутся. Не думаю, что твой лекарь будет этому рад…
— К черту всех лекарей! Мне наплевать на боль в плече. Меня снедает совсем другая боль. — Он подошел к двери и ловко распахнул ее. — Я ведь не собираюсь заниматься с тобой любовью в этой комнате.
Выйдя, он захлопнул дверь ногой.
Им не нужно было ничего, кроме самого простого ложа и горящего очага. Гастон подбросил дров, и скоро пламя загудело. Никогда еще его, нынче пустая, комната не казалась ему такой уютной. Даже когда в ней стояла мебель и на стенах висели ковры. Селина стояла на коленях на толстом ворохе волчьих, собольих и куньих шкур и, глядя на него, ждала, когда он подойдет.
