— Тогда я, пожалуй, могу предсказать вам блестящее будущее, которое превзойдет все ваши ожидания. Однако время покажет. — Вернер добавил уже шутливо: — По крайней мере, придя в мою мастерскую с таким багажом за плечами, вам не придется тратить время на нудную работу, которую выполняют все новички.
Франческа весело рассмеялась:
— О, я всему обучена, у меня была богатая практика. Я умею делать кисти и переплетать альбомы для рисунков.
— Когда мне нужна такого рода помощь, мои дочери, Мария и Алидис, с удовольствием выполняют эту работу. Старший сын Йоханнес тоже проводил много времени в мастерской, но в конце концов он понял, что не сможет стать художником. Сейчас он обучается в Харлеме у торговца шелками. Он учится расписывать шелка, этим же занимался и мой отец, когда был в его возрасте. И я должен был бы пойти по этому пути, во всяком случае, именно такому ремеслу меня обучали в отчем доме на улице Волдерсграхт. Мой отец продолжал заниматься производством шелков, даже когда стал процветающим торговцем картинами и произведениями искусства. Когда же он приобрел «Мехелин», то по-прежнему продавал картины, так же как вино и пиво.
— Вы ведь и сами занимаетесь торговлей картинами, а не только их пишете?
— Да, правда.
— И кто же из детей пойдет по вашим стопам?
Вермер покачал головой:
— Если вы имеете в виду карьеру художника, то у меня нет наследников. Во всяком случае, я пока не заметил в своих детях особого призвания к живописи. Вот разве только Игнациус преподнесет мне приятный сюрприз. — При упоминании о младшем сынишке Ян улыбнулся.
— Можно мне как-нибудь посмотреть вашу галерею?
— Сейчас самое подходящее для этого время. Вы не можете начать работу, в первый же день не познакомившись со всеми нами! За обедом я представлю вам все мое семейство, кроме Йоханнеса. Он стал редким гостем дома с тех пор, как уехал на учебу в Харлем.
Вермер превратил в галерею широченный коридор с деревянным полом, по которому раньше подкатывали бочонки к дверям пивной «Мехелин». Сейчас эта дверь была заперта. Сдав в аренду таверну, Ян решил оставить себе коридор, так как он имел отдельный вход со стороны боковой улочки, а кроме того, благодаря двум большим окнам здесь было вполне достаточно света. В галерее стоял длинный дубовый стол, заваленный офортами и рисунками, которые могли просматривать покупатели, а все стены были увешены картинами разных размеров. Летом здесь было прохладно, а зимой — сухо и тепло, что благотворно действовало на картины, особенно, написанные на дереве, которое не терпело резких перепадов температуры.
Франческа бродила по галерее, рассматривая картины.
— Уверена, что вы иногда продаете картины, которые предпочли бы оставить у себя.
— Да, и достаточно часто. У меня здесь есть маленький шедевр моего учителя и еще три его работы. С одной из них я решил расстаться.
Вермер подвел Франческу к картине, которую она еще не успела рассмотреть. — Она написана покойным Карелом Фабрициусом, учеником Рембрандта. Предложу ее де Хартогу в следующий его приезд. И все же мне не хотелось бы с ней расставаться. Великолепная картина, правда?
Франческа кивнула, и все-таки сюжет работы мастера навел ее на печальные мысли. На картине был изображен щегол, сидящий на жердочке, приделанной к стене. На лапку птицы была одета цепь, так что она не могла взлететь. Многие люди держали птиц в неволе, но этого никогда не было в доме Виссеров, так как Хендрик считал, что все должны быть свободны, и ненавидел любую неволю. Странно, что он вдруг лишил свободы собственную дочь. Франческа была прикована к Гетруд такой же надежной цепью, как и этот замечательно написанный несчастный щегол.
Должно быть, на лице девушки отразились грустные мысли, потому что Ян вдруг пристально посмотрел на нее. Он облокотился на стол и спросил Франческу без всяких обиняков:
— Почему вас повсюду должны сопровождать? Фрау Вольф приходила ко мне вчера и потребовала, чтобы я вас не выпускал одну на этюды, и несла прочую чушь. Мне хотелось бы выслушать вас. Я ненавижу тиранию, а Гетруд Вольф — настоящий тиран в юбке.
Франческа все объяснила Вермеру. Ведь ей придется долгие месяцы работать под его руководством, поэтому лучше все выяснить сразу. Ян внимательно ее выслушал и нахмурился, когда услышал о намерении Гетруд поместить Франческу в исправительный дом.
— Вы уверены, что нет никаких тайных причин, приведших к столь строгим условиям вашего обучения? — спросил Вермер. — Нет ли у вашего отца причины для личной антипатии к Питеру ван Дорну?
— Абсолютно никакой, иначе я бы об этом знала. Отец никогда не умел скрывать свои чувства. Вчера, перед самым моим отъездом, он пригласил Питера к столу. И все же написал это письмо Гетруд Вольф. Я ничего не понимаю и могу это объяснить только приступом меланхолии у отца. Ведь совсем недавно, когда Питер спрашивал разрешения за мной ухаживать, отец не отправил его, как других женихов. Наоборот, он дал мне понять, что не против, а этого раньше никогда не было. Впрочем, мы с Питером решили просто остаться друзьями.
— И что же вы собираетесь делать?
— Пока у меня связаны руки. До тех пор, пока отец не смягчит установленный для меня распорядок, а я надеюсь, что это произойдет очень скоро, я чувствую себя пленницей Гетруд Вольф и вынуждена выполнять все ее требования.
Ян мрачно усмехнулся:
— Я советую вам остерегаться этой женщины. Она настоящая мегера и не терпит возражений. Таких фурий не сыскать во всем комитете по благотворительным делам. Я мог бы вас от нее избавить, если бы сразу настоял, чтобы вы жили у меня, как обычно и делают ученики. Но мне казалось, что вы уже взрослая девушка и захотите большей свободы. Ведь нельзя же весь день сидеть в мастерской. Честно говоря, есть еще одна причина. Мне не хотелось бы, чтобы моя жена жила под одной крышей с какой-либо другой взрослой женщиной. Когда в первый год нашего супружества с нами жила моя покойная мать, это было ужасно.
Я поклялся, что больше не повторю такой ошибки. Конечно, вы появились в моем доме совсем при других обстоятельствах, но тем не менее…
— Понимаю.
— Я вам очень сочувствую, и если вдруг вы окажетесь в затруднительном положении, всегда можете рассчитывать на нас с Катариной.
— Я очень ценю ваше участие.
После разговора с Вермером Франческа несколько приободрилась. Перед обедом она познакомилась еще с тремя дочерьми Вермера: Марией и Алидис, которые утром навещали подруг, и Трид, только что вернувшейся из школы. Девочки болтали без перерыва и не испытывали ни малейшего смущения. Все они были жизнерадостными, очень хорошенькими и изящными.
