Хафза Султан от волнения не заметила ни тайного смысла этих слов, ни намерений произнесшей их. Напротив, она очень обрадовалась, обняла Хюррем и поцеловала ее в лоб. Она сказала, что Аллах однажды непременно благословит ее благородное сердце, и тут же сменила тему: «А теперь ты говори. Я сказала то, что хотела. А что тревожит тебя?»
Хюррем опять ощутила тревогу. Она знала, что сейчас нужно быть очень осторожной, тщательно взвешивать слова. «Семь раз отмерь, один отрежь», – предупредила она себя. План еще не созрел.
Признаться, Хюррем сама не до конца понимала, план ли это либо искренняя божественная воля, созревшая в ее сердце. Она не могла понять, то ли святость созревает в ее сердце, то ли ее подстрекает дьявол. С недавних пор ее тревожили мысли, согласие с которыми сулило мир и покой. Хюррем было страшно оттого, что она может совершить новый грех. К тому же грех, который всем грехам грех. И тем не менее…
– Я не знаю, как сказать, госпожа, – прошептала она. – Мне давно не дает покоя одна вещь.
Валиде Султан вопросительно посмотрела на Хюррем. Она в очередной раз оценила выбор сына – Хюррем была очень красивой. Она зачаровывала всех, кто слушал и смотрел на нее. «Ты, Хафза, – сказала она себе, – пришла отстаивать права своего старшего внука, а кончилось тем, что ты поцеловала Хасеки».
– Вы знаете, госпожа, – продолжала Хюррем, – мои шехзаде и принцесса – мусульмане. А я христианка. Каждый вечер я молюсь Деве Марии и Христу.
– Каждый волен сам выбирать свою веру. Наша вера гласит, что нельзя никого принуждать.
Хюррем слушала слова пожилой женщины, словно бы единственную непреложную истину.
– Вы правы, госпожа, но все как раз наоборот. Вот если бы я была мусульманкой и жила бы при дворе московских князей, мне никто не разрешил бы совершать намаз.
Пожилая женщина вздохнула:
– А ведь Аллах един и велик, любит все свои творения.
– Вот-вот, – Хюррем словно только и ждала того. – Я не знаю языка, на котором молятся мусульмане, не понимаю слов, но где-то здесь… – она взяла пожилую женщину за руку и приложила ее к своей груди, – я что-то чувствую. Эти слова влияют на меня очень сильно, хотя я не понимаю их смысла, но мне хочется плакать.
Хафза снова не верила своим ушам. Что Хюррем такое говорит? Она взволнованно ответила: «Конечно, моя дорогая. Ведь это слова самого Аллаха, они обращаются к каждому сердцу».
Хюррем согласно кивнула.
– Когда моему шехзаде читали молитву, так и произошло, госпожа. Я не поняла ни слова, но сильно разволновалась. Сердце мое воспарило. Из глаз потекли слезы. Мне казалось в тот момент, что словно какой-то голос зовет меня…
Мать султана Сулеймана взволнованно обняла Хюррем.
Хюррем прошептала: «Что мне делать? Я совершаю грех. Я запуталась, потеряла путь. Я пребываю во тьме. Я не знаю, что мне делать».
Валиде Султан улыбнулась. «Слушай свое сердце, Хюррем, – она погладила ее рыжие волосы, зардевшиеся в свете заходившего солнца, падавшего сквозь решетку. – Оно тебя выведет к свету».
Хафза Султан покидала покои Хюррем в смешанных чувствах.
На следующий день, когда обе женщины сидели в зарешеченной комнате, наблюдая за тем, как шехзаде Селиму читают мевлюд, она не сводила с Хюррем глаз. На лице Хасеки было мечтательное выражение.
Хюррем не понимала ни слова, но слушала, затаив дыхание. Глаза ее выглядели счастливыми. Когда прозвучали слова аята: «А потом питайся всевозможными плодами и следуй по путям твоего Господа, которые доступны тебе. Из брюшков пчел исходит питье разных цветов, которое приносит людям исцеление. Воистину, в этом – знамение для людей размышляющих», а служанки принялись разносить прохладный шербет и розовую воду, Хюррем глубоко вздохнула. Хатидже Султан прошептала матери: «Что это с ней происходит?»
– Ее сердце ищет истину, Хатидже.
Хафза Султан не знала, что она сама показала Хюррем, как поступить. «Благословляю вас, Валиде Султан, – думала Хюррем. – Теперь я знаю, как сделать так, чтобы сын Хюррем занял османский престол».
Хюррем отправилась в покои Сулеймана, чтобы воплотить свой план. Падишах метался по покоям, как разъяренный лев. Он даже забыл снять с головы тюрбан, украшенный страусиным пером с бриллиантами и рубинами. Он носился от стены к стене, полы кафтана развевались. Он даже не заметил, что Хюррем безмолвно смотрит на него с порога. А Хюррем, увидев, как темен его взгляд, испугалась. Может быть, Хафза Султан рассказала сыну об их разговоре и падишаху не понравились ее слова о том, что каждому предначертана его судьба, и если Мустафе предначертано занять трон, он его непременно займет? Хюррем решила использовать надежное оружие, не раз выручавшее ее в трудных ситуациях, – свою самую обольстительную, кокетливую улыбку, и с этой улыбкой плавно приблизилась к падишаху. Она знала, что перед этой улыбкой и такой походкой султан не устоит.
Султан Сулейман, услышав шорох платья Хюррем, повернул голову. Однако гнев в его глазах не прошел.
– Что заставляет падишаха лишить рабыню Хюррем своей улыбки и приветливых слов? Если мы в чем-то провинились, скажите. Пусть мы понесем достойное наказание».
Даже кокетливая болтовня Хюррем не смогла разогнать тучу в глазах падишаха. Сулейман холодно взглянул на нее и ледяным голосом спросил: «И что же это за наказание ты собираешься понести?
Хюррем оцепенела: «Я зашла слишком далеко. Я поторопилась». Наверное, Хафза Султан, вернувшись в свои покои, подумала над ее словами и решила, что она, Хюррем, жаждет трона для своих детей. Непременно, так и было. Наверняка Валиде Султан пожаловалась на нее сыну. Хюррем склонила голову. Руки ее беспомощно опустились.
– Что нам делать? Мы немедленно удалимся из покоев великого султана и будем терпеть любое наказание, пока не удостоимся вашего прощения, а ваше прекрасное лицо не озарит улыбка. И даже если наказание легче смерти вы посчитаете для нас недостаточным, мы ради вас с легкостью примем и ее.
Султан Сулейман вернулся из мира своих мыслей. Он посмотрел на Хюррем так, будто видел ее впервые. Тучи начали потихоньку рассеиваться. Тьма в глазах понемногу сменилась светом. Падишах улыбнулся. Хюррем облегченно вздохнула.
– Ах, моя красавица, – сказал Сулейман. – Ну что ты такое говоришь, какое наказание. Что за разговоры о смерти! Упаси Аллах!
Хюррем почувствовала, что гора упала с плеч.
– Но, – продолжал падишах, – нас беспокоят такие тяжелые мысли, что мы даже не заметили, как ты пришла.
Хюррем немедленно обняла Сулеймана:
– Если мы позволим себе спросить, что за мысли настолько опечалили вас, что вы не заметили приход вашей любимой рабыни Хюррем, не преступим ли мы границу дозволенного?
