– Полагаю, все дело в том, что наш человек в армии был схвачен, – спокойно сказал Александр. – Из него, конечно, выбили или выбьют все, что он знает, но, к счастью, ему не известны имена. Он знает лишь о том, что некто хорошо ему заплатил за убийство царя.
– И платили ему английским золотом, – веско заметил Федотов. – Это указывает на нас.
– Да, но дальнейших действий они предпринять не смогут, пока не будут располагать информацией, – сказал Александр, налив себе коньяку. – Скорее всего Спирин назвал им только мое имя, поскольку за вами никто так и не пришел. И поскольку Спирин мертв, так же как и ищейки Аракчеева, мы пока можем считать себя в относительной безопасности.
– Как же нам в этом случае поступить? – спросил Федотов.
– Лечь на дно, – сказал, как отрезал, Александр. – Пусть стихнет весь этот шум вокруг неудавшегося покушения на царя, а там поглядим.
– А тем временем нашей Родиной будет управлять Бонапарт, словно великая Россия – захолустная провинция Франции? – пробурчал Константин. – Ладно. Мы все равно ничего не можем предпринять, пока не объявится Татаринов.
Александр проводил своих гостей и пошел в гостиную Ливии. Он постучал в дверь, прежде чем войти. Терьеры с восторженным лаем бросились ему в ноги, и на этот раз впервые за всю историю их с терьерами отношений Александр не стал выпроваживать их из комнаты и даже не стал указывать собакам на их место в доме.
Ливия сидела на подоконнике с книгой на коленях. Она была очень бледна, и эту бледность лишь подчеркивало платье из бледно-желтого муслина. Обычно этот цвет ей шел. Обычно, но не сегодня.
Она сама об этом знала, но решила надеть то, что приготовила для нее Этель, тем более что сегодня она не считала нужным стремиться выглядеть как можно привлекательнее в глазах Александра. Сегодня она не собиралась очаровывать своего мужа.
– Они ушли?
– Да. – Он прислонился спиной к двери и пристально посмотрел на нее. – Ты знаешь, что я тебя люблю. И ты меня любишь.
– Да.
Он поднес руки Ливии к губам таким знакомым жестом, что у нее навернулись слезы.
– И ты знаешь, кто я, что привело меня в Лондон и что я намерен делать.
– Да. – Интересно, когда закончится это перечисление очевидного. – Ты все еще намерен продолжать заниматься этим?
– Я не знаю, – сказал он. – Это будет зависеть от многих факторов. Но ты должна знать, что я не сдался и что я буду и дальше работать на благо моей страны в том качестве, в котором буду ей нужен, и тогда, когда моя родина будет во мне нуждаться.
– Я понимаю. И если бы я попросила тебя оставить все это ради меня, ради нашего брака… нашей любви…
– Я не смог бы этого сделать.
– Ну что же, ты хотя бы раз сказал мне правду. Я благодарна тебе за это. Теперь по крайней мере я знаю свое место.
– Если ты этого желаешь. Если ты решила, что это то, чего ты хочешь, тогда я оставлю тебя и уеду в Россию. Скандала не будет. Ты останешься моей женой, княгиней Проковой. Этот дом будет твоим, и ты не будешь стеснена в средствах. Для всех я уеду в Россию по требованию государя, уеду потому, что он не оставит мне выбора. Мы скажем, что вместе решили, что тебе следует остаться в Лондоне, по крайней мере до конца войны, поскольку путешествие через всю охваченную войной Европу далеко не безопасно. Мое продолжительное отсутствие может быть объяснено многими причинами, и, если ты решишь, что хочешь выйти замуж повторно, я организую наш развод, не покидая России, и ты будешь свободна.
Ливия промолчала. Каким бы унылым ни было ее будущее, она никогда больше не выйдет замуж.
– Ты этого хочешь, Ливия? – тихо спросил он.
– Не знаю. Я должна подумать.
– Конечно. – Он поклонился, щелкнув каблуками, и вышел.
Ливия еще долго сидела на подоконнике. Тени удлинились.
Потом стемнело. Раньше она поехала бы на Маунт-стрит, зная, что найдет там сочувствие и совет. Но не сейчас. С этим она должна разобраться сама.
Александр спустился вниз в мрачной меланхолии. Эта миссия так долго планировалась, была такой сложной в осуществлении, и, когда, казалось бы, все стало складываться на удивление удачно, все рухнуло. Александр оказался не готов к тем крутым виражам, которые ему уготовила судьба. Отправляясь в это путешествие, он знал, что оно будет опасным и трудным. Но беда подстерегала его с той стороны, откуда он ее совсем не ждал. Он не ожидал, что встретит тут, в Лондоне, свою любовь. Не знал, что в нем проснется неведомая доселе потребность пестовать и защищать. И совершенно не ожидал, что сам станет объектом такой любви. Такой же жгучей потребности. Он даже не знал, каково это – давать и принимать одновременно.
Александр вошел в салон, где только что зажгли лампы. Мягкий свет заливал комнату. Мать смотрела на него с портрета над камином. Ее глаза… его глаза… были ясными и спокойными. Что она хотела ему сказать? Ему, своему сыну?
– Кем она вам доводилась?
Алекс повернулся, вздрогнув от неожиданности. Моркомб, стоя у него за спиной, смотрел на портрет.
– Она моя мать, – просто ответил Александр.
Моркомб кивнул.
– Да, мы с девочками так и подумали, – сказал он. – Вы похожи. Конечно, все это было до того, как мы тут появились, но мы знали, что что-то не так. Она была печальной, наша госпожа. Всегда печальной. Даже когда смеялась.
– И мой отец тоже. В нем тоже всегда жила печаль, – тихо произнес Александр.
– Лучше бы история не повторялась, – лаконично заметил Моркомб.
Александр покачал головой:
– Я и сам пришел к этому выводу.
– Хорошо. Тогда вам пора что-то с этим делать. – Старик повернулся и вышел из салона.
Александр с минуту постоял перед портретом и, кивнув, поднялся наверх.
Ливия все еще чувствовала сильнейшую усталость. Все тело ныло: каждая косточка, каждая мышца. Глаза саднило, словно она проплакала не один час подряд. После ухода Александра она поднялась наверх к себе и заперла дверь. Она хотела побыть одна. Ливия разделась, надела ночную сорочку и пошла спать.
Она уже легла, когда дверь соседней спальни отворилась, и появился Алекс. Он смотрел на нее, лицо его было бледным, но глаза сияли.
– Мой отец пожертвовал любовью ради своей страны. Другого объяснения нет этим письмам, этой напрасно прожитой жизни, – сказал он. – Но я не повторю его ошибки. Ливия, ты моя, ты не оставишь меня, и я не оставлю тебя. Как мне вообще могла прийти в голову такая абсурдная мысль?
Алекс подошел к кровати, поднял ее на руки и поставил перед собой, взяв за плечи:
– Посмотри на меня, Ливия, и скажи, что ты мне не принадлежишь. – Он слегка тряхнул ее для усиления эффекта. – Ну давай, Ливия, скажи мне это.
