- Пойдем, котенок.
О, видимо монахи все иногда оставляли котенка в покое, по-крайней мере, раздевается он сам.
- Хватит, остальное в парилке, и так замерзли. Ну? - Рихан проводил Кристиэна из предбанника.
Умница трактирщик! Разделил свою баньку на несколько комнаток с отдельными входами, чтобы постояльцы не смущали друг друга. Поэтому супруги оказались оказались наедине друг с другом. За время дороги Рихан так и не увидел Кристиэна без одежды хотя бы до пояса и то, что он рассмотрел теперь, сильно отличалось от того, что помнилось. У котенка и раньше были шрамы, появились после первого месяца супружеской жизни. Но теперь казалось, словно не Рихан, а Кристиэн отсидел в тюрьме полгода и бывал на допросах. Если раньше котенок был просто худым, то теперь - изможденным. Значит, Нур и Манаро били его загонной плетью - по спине длинные светлые шрамы, хорошо залеченные, но все равно оставшиеся. И ноги, изуродованные стопа и щиколотка. Любой охотник скажет, что хуже мог быть только медвежий капкан, но котенок видимо с разбегу попал в волчий, так, что зубья впились в пятку и щиколотку, именно там стянутая зашитыми ранами кожа, и чуть неровно сросшиеся кости. Именно поэтому котенку так тяжело наступать, а зимой вдвойне невыносимо из-за холода и влаги. Левая, идеально красивая ножка, нежная гладкая кожа, аккуратные пальчики, изящный изгиб подъема и непоправимо покалеченная правая. Закрыть глаза и вспомнить, как танцор-посредник танцевал только для одного верующего.
Кристиэну было тяжело стоять и он сел на мокрую липовую лавку, потянулся за ковшом.
Наверно, должен мучить стыд. Это все случилось из-за него и красивый юноша стал увечным. Но толку сейчас раскаиваться?! Ничего не вернешь и неизвестно, чтобы было, если бы котенок все таки добрался до Мельдина.
Рихан отобрал ковш у супруга, развел в шайке воды потеплее, отломил кусок мыла.
Кристиэн покорен, даже не жмурится, когда мыльная вода бежит по лицу. Рихан наконец-то управился с мытьем супруга и принялся за себя. Какое же блаженство эта баня! Он смывал с себя тюремную и дорожную грязь, несколько раз промыл волосы, дочиста побрился, даже под ногтями наконец то не было грязной каймы.
Чистая, свежая одежда, белые рубахи, тонкий лен набедренных повязок. Рихану пришлось сесть на корточки перед супругом - самое время втереть в распаренную стопу мазь и одеть шерстяной плотный носок. Ему показалось или Кристиэн едва слышно застонал? Так больно или неожиданно прикосновение?
- Я аккуратно, не переживай.
Все-таки придется объясняться. Этой каменной статуи он не вынесет. Нужно что-то сделать, расшевелить, чтобы Кристиэн хоть как-то ожил. Это просто невыносимо.
Напряжение. Еще осталось чуть-чуть и нить оборвется, не выдержав. Что с ним? Бесконечный холод, тряска, муть полузабытья, а еще почему-то рядом Рихан. Наяву ли? Или он просто окончательно лишился разума? И если это не сон, не бред, то что тогда делать? Как трудно смотреть на того, кого ты пытался убить.
И как же дурно. Словно заперли в холодной темной комнате и никто не слышит, как он молит о помощи. И то, что больше всего ужасало Кристиэна - мир вокруг него становился бесцветным. С самого раннего детства, сколько он себя помнил, он привык жить цветом, красками. Окрашивая мир вокруг, чувства, людей в понятные ему категории. Холодные, теплые тона, мельчайшие оттенки на палитре его сознания. Море, например, было всегда разным, он не припоминал, чтобы два раза встречал один и тот же признак. Издали - гладкостальное с белыми гребешками, а если зайти по колено в воду в солнечный день, то прозрачное, с золотом песка на дне, переливаются камешки, которые кажутся драгоценными. Но стоит их вынуть и обтереть об штаны - они теряют свое волшебство, становясь обыкновенной галькой. Он жил именно красками, узнавая окружаюшее его именно по цвету. Мельдин - теплая охра, надежный, добрый оттенок, Майэр - чуть разбавленный белым пурпур, как клубника политая сливками, настоятель Амардин - царственно-алое. Собственная комната в поместье супруга - коричнево-багровая, как подсыхающая кровь, спальня Рихана - белая с голубыми всполохами. А теперь он не различал ничего вокруг, зрение как и прежде, было зорким, но все сливалось в одно тускло-серое пятно, в котором перемешались все его категории и понятия, и он не знал, переживет ли это. Боль, гораздо более мучительная чем переломанные кости и полураздавленное горло. Все начало теряться и плыть в ту ночь, когда он вскарабкался на подоконник.
Все должно быть лучше, в отчаянии думал Рихан. Вот же, для него, воина все понятно, жизнь наладилась - есть крыша над головой, чистая одежда, еда, оружие, лошади и даже мягкая постель. Нет же! Все его надежды на "оттаивание" Кристиэна рушились на глазах. Котенку плохо, глаза погасли, лицо блеклое, полуобморочное. Что с ним делать теперь? Рихан пробовал за вечер все - наливал вино, растирал руки, одевал теплое на Кристиэна, раскрывал окна, чтобы проветрить комнату. Все без толку, как мертвый. И вдруг, начало вспоминаться..
"Он у вас всегда на подоконнике ночами выстаивает? У окна, открытого зимой? Или как?" - издевательски-тревожный вопрос Халда.
Так значит, котенку оставалось всего лишь сделать шаг и опоздай вор на какой-то миг... Все могло бы сразу стать бессмысленным - эта свобода, жизнь до нее и после нее. Аторцы бы победили, и неважно, что стало бы с Риханом. Может до сих пор котенок стоит там, около этого проклятого окна? Поэтому и замерз, как застыл. Нужно или закрыть окно или разбить стекла вдребезги.
Усадил на постель, дотронулся до лба. Жара нет, на том спасибо.
****
- Знаешь, в чем твоя беда, котенок? - начал он, сев рядом, лицом к лицу с Кристиэном, - в том, что ты делаешь все наполовину. Зачастую. Если ты собрался убивать, то нужно было бить, а не размечать сначала дырки. Это тебе не черновики к твоим картинкам. А если ты уж собрался послать всех окончательно на хрен - меня, монахов, Мела, дознавателей и императора, то нечего было красоваться у окна. Небось раздумывал- красивое пятно получится или нет? Если тебе это до сих пор важно, то могу уверить - некрасивое, а может бы и мозги по клубам собирали. Я тоже когда-то такой был, но в армии от этого быстро лечат. И если я делал глупости, то делал их до конца, так чтобы икалось всем. А ты не учился даже на моих ошибках. Вот зачем ты долго мотал душу Элвиану и чиновникам, не давая развода? Аж сам император в конце-то концов виелел всучить тебя мне. И что? Что ты есть, что тебя нету. Если надо, я принесу бумаги и чернил, и ты мне напишешь, все что хочешь сказать и все, что обо мне думаешь. Хочешь?
