и это пробуждало воспоминания, которые ей отчаянно хотелось стереть из памяти.
С каждым оборотом колес они приближались к Уитмору. К общей спальне. Эта мысль и тревожила Веронику, и – если быть честной – возбуждала.
На возмутительное требование Себастьяна она согласилась по трем причинам. Во-первых, торговаться не приходилось: ведь это она просила его об услуге, а не наоборот. Ради того, чтобы скрасить деду последние дни, она готова была на все… тем более что это никакая не жертва, ведь Себастьян… по-прежнему великолепен! Почему бы не развлечься с ним немного, прежде чем возвращаться к одинокой сельской жизни? Во-вторых, можно не опасаться, что она снова влюбится в этого негодяя: ей давным-давно неважно, где он, с кем и чем занимается. Нет, чувства к нему давно остыли, и никакая дурацкая сделка этого не изменит. Третье – и самое важное: когда Себастьян огласил свое требование, ее охватила… да, пожалуй, лучше всего назвать это надеждой. Для нее это единственный шанс забеременеть. Как можно отказываться? И если это значит обеспечить Себастьяна наследником – что ж, она не возражает.
– Нам нужно поговорить, – раздался голос Себастьяна, и Вероника едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Поговорить? О чем?
Он пожал плечами:
– Ну, знаешь, о том, что происходит у нас в жизни… чтобы не растеряться, если твой дедушка о чем-нибудь спросит.
Вероника нахмурилась:
– Хм, возможно, ты прав.
– Не сомневаюсь, хоть тебе и неприятно это признавать, – с высокомерной усмешкой констатировал Себастьян.
– Давай сразу договоримся: твои победы над женщинами меня не интересуют, и об этом я слышать не хочу, – сказала Вероника, стараясь не проявлять эмоций. – Чем еще ты сейчас занят?
– В основном заседаниями парламента, – словно не заметив ее шпильки, серьезно ответил Себастьян. – И своими общественными обязанностями, по большей части невыносимо скучными. А ты что поделываешь? Чем развлекаешься в деревне? Рисуешь, должно быть?
Что-то сжалось у Вероники в груди. Рисует? Да, в детстве она любила рисовать. И рассказывала ему об этом… когда-то, вечность назад. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь. Она не рисовала уже много лет – и с какой-то непонятной болью услышала, что он помнит о ее давнем увлечении, хотя она всего лишь раз случайно об этом упомянула.
– Нет, не рисую, – ответила она честно, очень стараясь, чтобы голос не выдал ее чувств.
Себастьян нахмурился и предположил:
– Тогда, должно быть, садовничаешь?
Вероника вскинула брови. Она точно помнила, что говорила ему не раз и в весьма недвусмысленных выражениях: мол, не понимает тех, кто любит целыми днями торчать на солнце, копаться в грязи, на жаре, когда вокруг ползают разные жучки-червячки! Ее сестра Джессика обожает садоводство, но Вероника не понимает этого увлечения и никогда не поймет.
– Да, это ты точно подметил, днюю и ночую в саду, – съязвила она, улыбнувшись в ответ.
– Что же тогда? Надеюсь, ты нашла себе какое-то занятие по душе.
В его тоне послышалась искренняя забота, от которой у нее вдруг пересохло в горле, и она нерешительно кивнула.
– Да, я… дважды в неделю хожу в школу и читаю там деревенским ребятишкам.
– Читаешь? – Он заморгал, и на лице отразилось явное удивление.
– Да. А еще учу читать мальчика и девочку, которые плохо усваивают уроки с учителем.
– Учишь читать детей? – переспросил он, в недоумении нахмурившись, словно не верил своим ушам.
Неожиданно для себя Вероника улыбнулась.
– Не стоит так удивляться! У мистера Трехорна, нашего школьного учителя, нет времени заниматься с каждым индивидуально. Так что я вызвалась ему помогать. И, знаешь, мне очень нравится! – После небольшой паузы она добавила: – А еще по средам и пятницам мы с миссис Леггет собираем корзины с хлебом, фруктами и лекарствами и в деревне навещаем больных.
– С миссис Леггет? – повторил Себастьян.
– Да, с домоправительницей Эджфилд-холла. Ты ведь ее помнишь?
– Разумеется, помню. Просто пытаюсь себе представить, как ты с корзиной всякого добра посещаешь больных крестьян.
– Миссис Леггет такая хорошая женщина! – заметила Вероника, снова опуская глаза на страницу журнала.
Быть может, он ждал, что домоправительница невзлюбит его жену, но они быстро нашли общий язык. Конечно, не так-то легко было объяснить, почему она приехала в Эджфилд-холл одна, без мужа. И по мере того как шли месяцы, потом и годы, а муж все не приезжал, неловкость усиливалась. Но миссис Леггет взяла за правило не проявлять любопытства – качество, в прислуге достойное всяческого одобрения. Скорее всего пожилая дама понимала, что для хозяйки это неприятная тема, и та была благодарна ей как за деликатность, так и за безоговорочную верность и поддержку.
– А чем ты еще занимаешься? – продолжил расспросы Себастьян, вроде бы с искренним интересом. – Надеюсь, там у тебя не бывает неприятных столкновений с высотой?
Вероника подняла голову. Почему его слова отозвались такой болью в сердце? Да потому что, сомнений нет, он намекает на тот вечер, когда сделал ей предложение.
Себастьян ухаживал за ней уже два месяца. В тот день она остановилась в лондонском доме Джастина, и ее поселили на втором этаже, а он приехал туда, стоял внизу и бросал в окно камешки, пока она не открыла… При этом воспоминании она невольно вздохнула. Словно все было вчера! Свежий июньский ветерок веял в открытое окно, ворошил ей волосы, перебирал оборки кружевной ночной сорочки.
– Чего вы хотите? – спросила Вероника.
– Мне нужно с вами поговорить, – ответил он. – Это срочно. Я залезу по стене.
Вероника замотала головой и почти выкрикнула:
– Не надо! Я сама к вам спущусь. Видите ли, я страшно боюсь высоты. Если вы будете балансировать на подоконнике, я не услышу из ваших речей ни слова.
Она поспешила вниз и тихонько отворила входную дверь, от души надеясь, что никто из слуг не проснется и не увидит, как она бродит по ночам. По счастью, изгородь и огромный вяз отбрасывали на двор густую тень. Не успела она выйти за порог, как Себастьян сжал ее в объятиях и поцеловал с такой страстью, что от желания у нее закружилась голова. Это был не первый их поцелуй, но впервые они целовались так нетерпеливо, с таким… напряжением. До сих пор Себастьян держал себя в руках, но сейчас явно нервничал – и вскоре она узнала почему.
Оторвавшись наконец от ее губ, он опустился на одно колено и взял ее за обе руки:
– Вероника Мария Кингсли Уитмор, окажете ли вы мне честь стать моей женой?
– Да! – почти выкрикнула она, но тут же оглянулась через плечо и повторила тише: – Да, Себастьян, конечно!
– Слава богу! Разумеется, я попрошу вашей руки у Джастина, вообще все
