Мишель Маркос - Секреты соблазнения

— Вовсе нет, Скин. От войны пострадали все подданные короля без исключения. Англичан точно так же обложили налогами, как и шотландцев.

— Но англичанин зарабатывает больше шотландца, — тут же возразил тот. — И получает все привилегии, которые предполагает уплата налогов. Хорошие дороги, больше школ… Лучшее здание суда.

Он обвел рукой комнату, в которой они находились, и которая на вид была чуть комфортнее простого амбара.

— Да, — подтвердил Кинросс. — Если уж шотландцы платят налоги, то они должны приносить им пользу.

— И не забывайте, посланник, — продолжил молодой Брэндуб, — англичанин свободно может продавать свои товары на мировом рынке. А шотландцам запрещено делать это напрямую, а следовательно, и получать прибыль. Если я хочу продать свой скот в Германию, мне сперва надо продать его англичанам по их цене. Разве это справедливо?

Да, это несправедливо, но Эрлингтон не мог подтвердить это.

— Все это ценные замечания, и я даю слово, что обращу на них внимание парламента.

— Я скажу вам, что привлечет внимание парламента. Отказ платить налог.

Эрлингтон покачал головой:

— Это не выход, Кинросс. Это только ухудшит отношения между нашими странами.

— Что может быть хуже, чем вид матери, неспособной накормить своих детей? — ответил Кинросс.

— Никто не хочет этого, Скин. — Произнося эти слова, Эрлингтон почувствовал слабую боль в груди, и в его сердце просочился страх. Он ждал сокрушающей боли, которая предшествовала его последнему сердечному приступу, но, к счастью, все прошло. Он сделал глоток виски, чтобы успокоить нервы. — Король хочет мира, хочет облегчить страдания шотландцев. Я уполномочен установить минимальную фиксированную надбавку на домашний скот, продаваемый за пределами страны. С этого момента вы будете получать надбавку за каждую голову скота, доставленную в Лондон для торговли за границей.

— Налог, посланник, — напомнил Брэндуб, ударив по столу пальцем. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить налог.

Эрлингтон задумчиво кивнул.

— Налог на зерно должен быть установлен.

Брэндуб фыркнул.

— Видите, джентльмены? Что я вам говорил? Правительство умеет заставить две трети нации отдать все, что у них есть, в пользу одной трети.

Эрлингтон поднял голову.

— Это слова Вольтера, сэр.

— Да, — ответил молодой человек. — Он был великим реформистом.

— Реформистом? Я бы сказал, мятежником.

— Ну да, мятежником. Одним из тех, на чьих идеях взросла Французская революция. И американская. Возможно, шотландская революция станет следующей.

— Простите, мистер Маккалоу. Вы угрожаете нам гражданской войной?

— А что, если так? — поддержал Брэндуба Кинросс. — Именно этого и заслуживает ваш король.

— А чего заслуживают ваши люди? — спросил Эрлингтон. — Война с Наполеоном уже унесла слишком много жизней молодых боеспособных мужчин. Оставшиеся солдаты, если их так можно назвать, или слишком молоды, или слишком стары для битвы.

— Нет такого шотландца, который не может постоять за свою страну.

— А теперь вы лишите своих женщин, которые уже отдали своих мужей и старших сыновей на войну с Францией, отцов и младших сыновей? Будьте благоразумны, сэр. Шотландия и так уже много потеряла.

— И в этот момент ваш король угрожает забрать последнее, что у нас осталось, — парировал Брэндуб. Впервые на его лице появились хоть какие-то эмоции. И совсем не те, что хотелось бы увидеть Эрлингтону. — Вы хорошо говорите на языке дипломатии, посланник Марш. Но нас больше не успокоишь мягкими словами, за которыми стоят удары и цепи. Налога не будет. Мы не станем платить его.

— Подумайте, к чему вы призываете, Маккалоу. Это же измена.

— Не измена, сэр. Справедливость. — Брэндуб встал, все остальные тоже. — Передайте это своему молодому королю: Шотландия отвергает британского монарха как тирана. Наш народ будет биться до последнего вздоха за свою честь и права.

— Господа, — заговорил Эрлингтон своим самым спокойным тоном, — разве в интересах ваших людей быть втянутыми в революцию? Их перебьют драгуны. Разве мало вокруг несчастий? Пожалуйста, сядьте и давайте вместе подумаем, как быть.

— Больше никакой болтовни! Пришло время действовать!

Эрлингтон встал и посмотрел Брэндубу прямо в глаза.

— Ну тогда, раз уж вы переходите к действиям, подумайте вот над чем, Маккалоу. Вы не сможете победить. У вас недостаточно людей, денег и оружия.

На лице Брэндуба отразилась неприкрытая враждебность.

— Зато одно у нас есть точно, посланник, — друзья. Франция ненавидит Англию так же сильно, как и мы. Если они встанут вместе с жителями американских колоний против вас, они поддержат и нас в нашей борьбе с вами. А если против вас выступят американцы, французы, ирландцы и шотландцы, то уже вы, сэр, не сможете победить.

Эрлингтон медленно опустился на стул, его колени подогнулись.

— И вот за это-то, джентльмены, — сказал Кинросс, — я готов выпить.

Он взял в руки нетронутое виски и залпом осушил стакан. Остальные последовали его примеру и покинули комнату.

Эрлингтон сидел за столом, перед ним стояли три пустых стакана. У него в голове никак не укладывалось то, чем они сейчас ему угрожали. Шотландия, Америка, Франция… все сразу. Эти люди хотели не справедливости. И даже не революции.

Они хотели мировой войны.

В кабинете Копперлиф-Мэнора лорд Аски перечитывал письмо уже в шестой раз.

— Это ужасающе. — Радостные морщинки в уголках его глаз уступили место выражению беспокойства на лице. — Это просто за пределами всех правил чести и порядочности.

Лицо Эрлингтона было не намного спокойнее. Он провел последние двадцать лет за переговорами, а это означало необходимость всегда прятать свои истинные чувства. Но с таким он еще не сталкивался. Тревога нарушила его обычное спокойствие.

«Это предупреждение вам, посланник. Англия отрезает свой собственный нос и думает, что тем самым навредит другим. Будьте благоразумны, или вашу дочь постигнет та же участь!»