Его губы коснулись ее плеча, спины, шеи.
— И снова, дорогая моя, — произнес он, и его руки скользнули вниз по ее бокам, — я не согласен. Все подтвердят, что тело наездницы особенное. В конце концов, не всякий мужчина оценит истинную прелесть маленькой груди, которую можно обхватить одной рукой.
И его длинные пальцы тут же коснулись ее груди. Грейс задрожала от пронзившего ее тело наслаждения.
— Слишком маленькие…
— Грейс, — вздохнул он, и она едва удержалась от улыбки. — Скажи, разве в свете меня не знают, как человека с исключительным вкусом?
Она улыбнулась:
— Биддл в этом уверен.
Его рука медленно опустилась на ее бедро, коснулась живота.
— Верно. Значит, если я нахожу что-то красивым, ты не должна спорить со мной.
Грейс вся пылала. Его дыхание щекотало ей шею, пальцы касались завитков волос внизу живота. Ее грудь внезапно напряглась и стала чувствительной, а ноги так дрожали, что она чуть не упала на пол.
— Открой глаза, Грейс, — приказал Диккан.
Она повиновалась. И в его глазах, потемневших от возбуждения, она увидела восторг и нежность. Нет, она не могла даже на это надеяться…
— Я люблю твое тело, Грейс, — сказал он, словно прочел ее мысли. — Последние несколько недель мне его ужасно недоставало. Я не могу забыть твой вкус, забыть твой крик наслаждения. Я хочу обнимать тебя, когда ты засыпаешь, и заниматься с тобой любовью по утрам. Хочу увидеть, что ты собираешься делать с этими огромными камнями, выложенными во дворе конюшни, и осмотреть каждую украшенную тобой комнату. — Он прикрыл глаза и прижался лицом к ее шее. — Хочу воплотить в жизнь каждую картину на стене.
Грейс хихикнула:
— На это уйдет очень много времени!
Он лизнул мочку ее уха, и она чуть слышно вскрикнула.
— Не очень. Их ведь у тебя штук тридцать, верно? Займет всего неделю.
Все тело Грейс охватил жар, и она тяжело дышала.
— Есть еще в кладовой.
Диккан прикусил ее шею.
— Много?
Опустив голову ему на грудь, она усмехнулась:
— На их осмотр уйдут годы.
Он усмехнулся в ответ:
— Шалунья. Прошу, Грейс, выходи за меня замуж, чтобы мы могли делать это каждый день. Дважды в день.
— Ты уверен, что не подчиняешься чувству долга? Ведь на самом деле я тебе не нужна.
Диккан замер.
— Ошибаешься. Очень нужна. Я люблю тебя. Внезапно я стал представлять маленьких девочек с рыжими волосами и серыми глазами. — Он тихо поднялся, почти невидимый в темноте. Его глаза были взволнованными, искренними и блестящими. — Давай заведем детей, чтобы в этом доме стало шумно. Давай разводить лошадей и воспитывать детей. Мы будем самой пасторальной парой во всей Англии.
«Боже мой! — подумала Грейс, не веря своим ушам. — Он действительно говорит правду. Он любит меня».
— А как же твоя карьера?
— Как тебе сказать? Мне предложили пост в Калькутте. Не думаю, что ты хотела бы снова там оказаться.
Грейс вскинула голову.
— Правда? В Индии?
Он усмехнулся:
— Значит, лошадям придется подождать. Если только ты не решишь взять их с собой. Я слышал, в Калькутте есть прекрасный ипподром.
Грейс кивнула:
— Верно.
— Тогда выходи за меня. Сделай меня самым счастливым человеком на свете.
— Да, — ответила она, прежде чем храбрость покинула ее и она не сумела бы спросить о том, что действительно хочет знать. Об этом они поговорят позже, потому что мелочи не имеют значения. — Я люблю тебя. Я выйду за тебя замуж.
Кажется, у него перехватило дух.
— Правда?
Впервые за все время она взглянула ему прямо в глаза, и ее сердце трепетало в груди.
— Я люблю тебя всем сердцем.
Диккан внезапно ослабел, как будто был готов скорее к ее отказу. Это было так странно, что Грейс почувствовала, как ее любовь стала еще сильнее. К счастью, она сумела выразить свои чувства. Диккан повернул ее лицом к себе, заключил в объятия и жадно поцеловал.
В глазах Грейс стояли слезы радости.
— Диккан…
Казалось, ее голос вывел его из забытья.
— Да?
Она улыбнулась.
— Теперь, когда мы обсудили все самое важное, ты видишь ту первую картину над моим туалетным столиком?
Он поднял голову, и его глаза потемнели.
— Да.
— Как думаешь, мы сможем воплотить это сегодня ночью?
Диккан подхватил Грейс на руки, и они упали на подушки.
— Конечно. Об этом я и мечтаю.
Вторая свадебная церемония Диккана и Грейс проходила в маленькой каменной церкви в деревне Лонгбридж. Ее проводил местный викарий, добродушный молодой человек по имени Шарп, а жившие по соседству женщины принесли цветы. Гостей не было, только слуги Грейс во главе с четой Харперов. Первая свадьба была устроена для других. Но эта принадлежала лишь им одним.
Диккан не мог в это поверить, но волосы Грейс казались теперь еще более ярко-рыжими, и он видел перед собой солнце, огонь маяка, бушующий пожар. Вместе с волосами сияла и сама Грейс. Она была словно цветок, высаженный в благодатную почву, который тут же расцвел. Теперь ее уже нельзя было принять за ту серьезную старую деву в сером платье.
— Ну, что вы об этом думаете? — пробормотал Харпер.
Диккан повернулся. Его глаза были прикованы ко входу в церковь. У него перехватило дыхание.
— Наивный я человек, — усмехнулся он, — полагал, что мне удастся ее удивить.
Ему следовало это предвидеть. Разве Грейс позволила бы ему победить? Правда, Диккан думал, что найденный им турецкий свадебный костюм, состоявший из бело-золотой парчовой рубашки с поясом и шаровар, произведет на нее впечатление. Он надел огромный белый тюрбан, украшенный двумя перьями цапли, и туфли из лайковой кожи с причудливыми узорами. На поясе висел нож, весь в драгоценных камнях. Какое наслаждение сбросить черно-белый костюм и облачиться в золото! Как это было удобно. Его наряд был таким пышным.
Но не настолько пышным, как у его невесты.
Грейс легко скользила по проходу в алом сари, вышитом золотом, ее руки украшали красные и белые браслеты, на пальцах ног, обутых в сандалии, виднелись кольца, вокруг шеи было обернуто не менее трех свадебных ожерелий из бесценных камней и двадцатидвухкаратного золота. Голову украшал свадебный индийский убор из золота, сапфиров и рубинов, а в ушах покачивались так же украшенные длинные серьги. На ее руках Диккан заметил причудливые узоры из хны. Она была великолепна.
Наконец Грейс подняла скромно опущенные глаза, взглянула на него и рассмеялась.
— Что ж, — обратился к ним мистер Шарп, блестя глазами, — такие наряды в нашей церкви впервые.
