Но затем что-то неуловимо переменилось. И перемены эти пугали Ренда. Он сделался жестким и требовательным. Он захотел полностью подчинить Кейтлин своей воле, потому что подозревал, что она не увлечена им так, как он увлечен ею. Ему казалось, что власть над ее телом равносильна власти над ее душой, — но это было не так. Кейтлин оставалась внутренне независимой. Ренд был уверен, что по-настоящему она любит лишь свою Шотландию — и особенно Дисайд и Страткерн. Конечно же, Ренду ничего не стоило превратить Страткерн в образцовое поместье, но ему не хотелось идти на уступки. Он считал это унизительным, считал, что Кейтлин решит: он пытается купить ее любовь.
Ренда терзали опасения, что Кейтлин станет жалеть его, когда узнает о глубине тех чувств, что он к ней питает. Жалел же он своих бывших любовниц, которые настолько привязывались к нему, что шли на все, лишь бы услышать от него заветные слова признания. И как же они его утомляли! Как надоедали приступы ревности и слезы! Он был счастлив, когда наконец ему удавалось, подарив прощальный поцелуй и положив на туалетный столик кошелек с золотыми, навсегда вычеркнуть этих женщин из своей жизни.
И Ренд вообразил себе жуткую картину. Он, некогда гордый лорд Рендал, молит жену уделить ему хотя бы толику внимания. Он готов на все ради ее благосклонного взгляда.
Пока Кейтлин об этом еще не догадывалась, но Ренд-то знал, что выполнит любую ее просьбу и сделает все, что она захочет… даже предаст самого себя.
С этими мыслями он лег вечером в постель. За ночь они не оставили его, и Ренд решил, что ему пока рано встречаться с Кейтлин. Он позавтракал, выкурил сигару и подумал, что можно было бы последовать совету матери и побеседовать с дядюшкой о человеке по имени Ивен Грант. Да, Ренда больше не занимало, кто был отцом Кейтлин, но почему бы не съездить в Дорсет и не проветриться?
Ренд набросал короткую записку, в которой извещал родных о том, что едет в Дорчестер и намеревается вернуться не позже чем через неделю, звонком вызвал дворецкого и велел вручить послание леди Рендал — старшей или младшей.
Направляясь в Дорчестер, Ренд ужасно корил себя. Опрометчивое решение повидаться с отцом Дэвида все больше не нравилось ему, и он даже чуть не завернул в Кренли, который был всего в нескольких милях от дороги, чтобы сообщить Кейтлин о том, что он неожиданно покинул Лондон. Но что, если Кейт захочет сопровождать его? Нет-нет, Ренд не желал пока встречаться со своей женой. И все же Ренд был доволен, что собрался наконец с духом и отправился к дядюшке. Давно пора было сесть рядом со стариком, взять его за руку и поведать о том, что случилось тогда под Ватерлоо. Ведь когда он в последний раз приезжал в Дорсет, дядюшка пребывал в таких пучинах горя и отчаяния, что Ренд даже не пытался говорить с ним.
Закрытый фаэтон Ренда катился по подъездной аллее. Путешественник думал о Дэвиде и о том, как ехал несколько месяцев назад в Шотландию, чтобы разыскать ту, о которой просил его позаботиться умирающий.
И Ренд обещал это своему кузену. И выполнил свое обещание. Выполнил? Ренд недовольно нахмурился, поняв, что вновь собирается размышлять о Кейтлин, встряхнул головой и попытался сосредоточиться на пейзаже за окном.
Зеленые лужайки, молодая листва каштанов… А в Шотландии, должно быть, только-только начал таять снег и реки разлились…
Ренд со вздохом откинулся на спинку сиденья. Кейтлин Рендал и Дэвид. Кажется, Ренд начинал понимать, что именно связывало этих молодых людей. И Кейтлин была права, когда ставила совсем юного Дэвида в пример ему, многоопытному мужчине. А он злился на нее и говорил обидные и горькие слова, пытаясь унизить и ее, и память ее погибшего друга.
И зачем только он обвинил Кейтлин в том, что она обменивает свою благосклонность к нему на его деньги и земли? Это была неправда, и они оба знали, что он сказал так, желая оскорбить ее. Глупое и недостойное поведение! Ведь их отношения определялись не золотом и даже не ночами страсти…
Ренд опять вздохнул. Ничего не поделаешь, придется отправляться вместе с Кейтлин в Дисайд, чтобы она занялась там приведением Страткерна в порядок. Пускай делает все, что захочет. Судя по всему, доходов это не сулит, а средств потребуется много… Ну и ладно! Зато Кейтлин останется довольна, и — может быть! — он немного возвысится в ее глазах… Нет, с Дэвидом ему, конечно, не сравняться, но все-таки…
Выйдя из экипажа, Ренд огляделся по сторонам и довольно улыбнулся. Дубы, вязы и буки стояли на страже вокруг аккуратных газонов. Дом красного кирпича, выстроенный, как и его собрат в Кренли, в эпоху короля Георга, был увит плющом и имел на удивление приветливый вид. По голубому небу плыли облачка. Весна была в самом разгаре.
— Англия, добрая старая Англия! — удовлетворенно пробормотал Ренд и шагнул в холл.
Приборы были убраны со стола, и Эрик Рендал сосредоточенно разливал по бокалам свой знаменитый портвейн. Ренд чувствовал себя просто превосходно и радовался, что приехал. Со времени их последней встречи многое изменилось. Дядюшка опять начал следить за собой и интересоваться тем, что происходит вокруг. Одет он был безукоризненно. Ренд глядел на пышную, напоминавшую львиную гриву, копну его серебристых волос, и думал, что именно так будет выглядеть и он сам лет через тридцать-сорок. Дэвид же пошел в свою мать, которую, впрочем, Ренд почти не помнил.
«Время и впрямь лечит, — подумал Ренд. — В дядиных голубых глазах таится печаль, но старик уже может говорить о смерти сына и даже со смехом вспоминать прошлое».
— А я и не знал, что Дэвид в детстве страдал астмой, — заметил он, беря протянутый ему бокал.
— Это началось после смерти его матери. Да, Дэвид был ребенком хрупкого здоровья. И, разумеется, ты об этом не догадывался, потому что Дэвид очень стеснялся и тебя, и твоих крепких братьев. Стеснялся и — завидовал. Когда мы приезжали в Кренли, Дэвиду приходилось туго, но он все же не отставал от вас. Наверное, ты удивлялся, что он частенько сидит дома, пока вы носитесь по полям и саду или устраиваете очередной рыцарский турнир?
— Не помню. Ведь Дэвид был намного младше меня, так что думал я о нем в основном как о друге Питера.
— Дэвид и Питер? Да, наверное, они могли бы стать друзьями, если бы мой мальчик поменьше стыдился своей слабости. Но ты всегда так заботился о нем.
— Я мог себе это позволить. Ведь он не был моим братом, — ответил Ренд, и оба джентльмена рассмеялись.
— Ну вот, а астма перестала донимать его как раз в тот год, когда он поступил в Оксфорд. — Эрик Рендал внимательно разглядывал алую влагу, что плескалась в его бокале. — Он так гордился, что служит вместе с тобой, Ренд. Мальчик просто преклонялся перед тобой. А ты догадывался об этом?
