Элеонора в испуге повернулась к окну.
Оно было закрыто.
За окном не шелохнулись ни одна веточка, ни один листочек, ни одна травинка, потому что ветер совсем стих.
Целый день она тайно голодала и пила только ту воду, которую ей удалось принести из кухни. К вечеру ум ее обрел былую ясность и остроту. Она дрожала уже не от слабости, а от бессильного пока что гнева. Она вспомнила, что Арлен отослал Анну в Бедлам, и теперь места себе не находила, представляя свою маленькую слепую дочку в окружении сумасшедших обитателей этого страшного заведения. Надо во что бы то ни стало бежать из поместья и спасать Анну! Но как?
Конечно, она явится в Бедлам, назовет себя и потребует отдать ей дочь, попавшую туда по недоразумению. А что, если ей откажут?
Оливия расхаживала по спальне, стараясь унять головную боль – последний симптом длительного отравления. Но мучили ее другие вопросы.
Почему Элизабет до сих пор находилась в поместье, а не в Лондоне вместе с Арленом? Передаст ли Лайонел Гаррику ее просьбу?
Сейчас она отчаянно нуждалась в его помощи!
Окна ее спальни были распахнуты настежь. Неожиданно Оливия услышала стук колес подъехавшей кареты. Подбежав к окну, она увидела карету с фамильным гербом Стэнхоупов. Гаррик!!!
Но уже в следующую секунду она ощутила горькое разочарование: из кареты вышла графиня. Она приехала одна.
Оливия чуть не разрыдалась от огорчения, но слезы тотчас уступили место твердой решимости воспользоваться визитом Элеоноры для того, чтобы передать через нее Гаррику просьбу о помощи.
В этот момент Оливия заметила, что графиня не очень твердо держится на ногах. У нее упало сердце. Неужели она уже успела приложиться к бутылке?
– Моя дорогая графиня!..
Оливия вздрогнула, услышав голос Элизабет, бросившейся навстречу Элеоноре.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она, обеими руками пожимая руки графини, которая, в свою очередь, удивленно проговорила:
– Ах, леди Хоутон, я никак не ожидала увидеть вас здесь, в поместье вашего брата! Как приятно повидаться с вами не в Лондоне, а здесь, в деревенской глуши!
– Последние несколько дней я неважно себя чувствую, поэтому решила пока не торопиться с возвращением в Лондон, – пояснила Элизабет.
– Вот и отлично! – с преувеличенной радостью воскликнула не вполне трезвая Элеонора. – С удовольствием составлю компанию вам, милая, и леди Эшберн!
Стоявшая у окна Оливия внезапно поняла, что произойдет дальше, и замерла на месте.
– Откровенно говоря, леди Эшберн плохо себя чувствует и давно уже лежит в постели. Увы, она слишком больна, чтобы принимать посетителей. Может быть, вы заедете к ней через пару дней, когда ей станет получше?
– Она не принимает гостей? – недоуменно переспросила Элеонора. – Она что же, серьезно больна?
– Я и сама не знаю, насколько серьезна ее болезнь. Сегодня утром, когда я справилась о ее здоровье, леди Эшберн едва могла говорить. Но давайте же войдем в дом, сядем, попьем чаю, побеседуем…
Взяв Элеонору под руку, Элизабет повела ее в дом.
Оливия отошла от окна и обессиленно опустилась в кресло. При воспоминании о том, что Анна бесконечно страдает в окружении безумных людей, глаза ее наполнились слезами.
Она не сможет передать Гаррику просьбу о помощи. Он не приедет. Теперь ей следует полагаться лишь на собственные силы.
Оливия лежала в постели, но не спала. Было еще довольно рано – всего девять вечера. Она оставила портьеры незадернутыми и теперь могла любоваться яркой полной луной и мириадами звезд.
В дверь неожиданно постучали, и через секунду в спальню крадучись вошла Элизабет со свечой в руке. Мгновенно закрыв глаза, Оливия заставила себя ровно и глубоко дышать.
– Ты спишь, Оливия? – спросила, подойдя к постели, Элизабет.
Бледная и измученная, Оливия приоткрыла глаза и сонно пробормотала, с усилием двигая губами:
– Кто… кто… кто?
Элизабет не сразу ответила, глядя на невестку немигающими злыми глазами. Потом нехотя выдавила:
– Это я, Элизабет.
– Кто? – словно на грани обморока пробормотала Оливия.
Золовка склонилась над ней, пристально вглядываясь в лицо, и Оливия поспешно закрыла глаза, опасаясь, как бы эта хитрая стерва не угадала в них ясный свет разума. Стараясь не двигаться, она дышала редко и поверхностно, чтобы произвести впечатление серьезно больного человека. Эта опасная игра требовала огромного напряжения всех ее сил, но теперь на карту поставлено не только благополучие Анны, но и само ее существование. В этом Оливия не сомневалась.
Через несколько секунд Элизабет наконец выпрямилась, вышла из комнаты и заперла за собой дверь на замок.
Вспотев от страшного напряжения, Оливия села в постели. Надежда незаметно ускользнуть из дома, когда все заснут, испарилась вместе с поворотом ключа в замке.
Выскользнув из постели, она бесшумно пробралась в гардеробную и быстро оделась, все время думая о дочери. Потом так же бесшумно вернулась в спальню и подошла к окну. Сердце ее замерло от страха: единственным средством спасения оставался раскидистый дуб под окном. Иного выбора не было.
Подобрав юбки и жалея, что не родилась мужчиной, она перекинула через подоконник сначала одну ногу, потом другую и теперь сидела, свесив обе ноги. Посмотрев вниз, она почувствовала, как у нее закружилась голова и к горлу подступил тошнотворный комок. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться лишь на необходимости допрыгнуть до ближайшего толстого сука. Если ее прыжок окажется неудачным, спасать Анну будет некому.
Тяжело дыша, она закрыла глаза и стала молиться. Когда она снова открыла глаза, ей показалось, будто дерево отодвинулось еще дальше. Страх сковал ее члены, но стоило ей представить Анну в окружении сумасшедших и потому опасных людей, как она, стиснув зубы, совершила отчаянный прыжок.
Она не сумела уцепиться за торчавший сук, зато схватилась обеими руками за шероховатый жесткий ствол, правда, до крови ободрав себе ладони. Вскрикнув от боли, Оливия скользнула по стволу вниз и больно упала на спину.
Мир вокруг нее вспыхнул мириадами разноцветных искр и тут же погас, казалось, навсегда.
Потом все ее тело пронзила острая боль, и, очнувшись, она с недоумением взглянула на висевшую над ней яркую полную луну, затем перевела взгляд на ветви раскидистого дуба и разом все вспомнила.
Сдерживая стон, Оливия осторожно повернула голову, шевельнула пальцами рук и ног. Переломов и вывихов не было. Она осторожно ощупала голову и с облегчением вздохнула – никакого кровотечения. Лишь на затылке стремительно набухала огромная шишка.
