— Ты позволишь мне уйти, — прошептал допплер. — Потому что я знаю все твои мысли. Потому что я никому не причиняю никакого вреда. Потому что нечистой силе тоже надо где-то жить.
— Вот только ты переступил черту, — выдохнул Леон. — Ты посмел забрать обличье Эжени. А затем моё.
Он дёрнул головой, вывернув её влево, и рванулся вперёд, не обращая внимания на жуткую боль, охватившую правую половину лица, — шпага рассекла ему щёку и часть подбородка, к счастью, не задев горла. По щеке сразу же потекла кровь, на губах стало солоно, но допплеру пришлось ещё хуже — холодное железо ударило его прямо посередине лица, рассекая плоть и обжигая её. Существо охнуло и отшатнулось, одной рукой схватившись за лицо, и Леон вторым ударом с лёгкостью выбил у него оружие.
— Возвращайся в свой истинный облик, тварь, — приказал он, наставив шпагу на допплера и зажимая левой рукой рассечённую щёку. Черты существа вновь стали расплываться, но Леон не успел этого рассмотреть — он услышал шум и повернулся к двери, из-за которой донеслись лёгкие шаги, она распахнулась, и на пороге появилась Эжени.
— Вижу, вы прекрасно справились без меня! — звонко объявила она, шагая внутрь.
Глава XXXII. Белая девушка
Едва ступив за порог гостиницы, Эжени де Сен-Мартен тут же ощутила сильное желание вернуться назад, к Леону, в тёплый номер, который при желании можно было даже назвать уютным, но преодолела себя и решительно зашагала вперёд, кутаясь в плащ и дрожа от порывов ветра, пытавшихся его сорвать. Несмотря на то, что днём стояла жара, к вечеру откуда-то из низин приходил туман, сопровождаемый холодом, поднимался ветер, и Эжени заставляла себя не вспоминать о том, что именно такой туман — верный спутник лесных и болотных духов. Впрочем, допплеры, о которых она беспрерывно думала последние несколько часов, не относились к какому-то определённому виду духов — они могли обитать как в лесах или у рек, так и в деревнях, в городах, поближе к домам людей, искусно принимая их облик.
Но Эжени впервые сталкивалась с допплером, выбравшим для своего обитания монастырь. Хотя, если уж на то пошло, она вообще впервые сталкивалась с допплером. Все существа, встреченные ею за последний год, ранее были знакомы девушке только из книг странника Мартина и ему подобных, сказок, рассказанных давным-давно матерью и отцом, и легенд, дошедших до неё из уст Бомани, и Леон дю Валлон ошибался, когда считал, что она много знает о нечисти и нежити. При мысли о сыне Портоса, который, возможно, сейчас находится в гостинице один на один с существом, способным принимать любое обличье, мурашки пробежали по телу Эжени, она плотнее запахнула плащ и ускорила шаг, чтобы быстрее добраться до любимой таверны Поля Ожье.
Конечно, молодой женщине не следовало находиться в таком сомнительном месте, да ещё и в тёмное время суток, но она надеялась на заколку в волосах, кинжал у бедра и свою магию. В таверне было сумрачно и жарко, пахло пивом, вином, какими-то приправами и жареным мясом — от последнего запаха у Эжени потекли слюнки, и ей пришлось напомнить себе, что она здесь не ради еды. Посетители — в основном мужчины всех возрастов и ремёсел, хотя было тут и несколько женщин — крестьянок с загорелой кожей и натруженными руками и других, чья более белая кожа и яркие наряды указывали на то, что они зарабатывают на хлеб не вполне пристойным способом. На Эжени косились либо с любопытством, либо настороженно, и ей показалось, что при её появлении даже ненадолго смолк нескончаемый гул — правда, вскоре он зазвучал с прежней силой. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, она скромно села в угол и стала ждать, когда в таверну соизволит прийти Поль Ожье.
Ждать пришлось не так долго, как боялась Эжени — она даже не успела заскучать. Дверь распахнулась, и на пороге появился высокий светловолосый юноша, которого она видела только мельком через окно, но тотчас узнала благодаря описанию Леона. Перекидываясь шутками с другими посетителями, садовник взял кружку пива и намеревался сесть за стол возле окна, но тут его взгляд упал на Эжени, и широкая улыбка сразу погасла. Поль, крепко сжимая в руке кружку и расталкивая локтями толпу, проложил себе дорогу к девушке и, остановившись возле её стола, неуклюже шаркнул ногой.
— Сударыня, позвольте…
— Садитесь, Поль, — любезно ответила Эжени.
— Вы — госпожа де Сен-Мартен, верно? — спросил он, опускаясь на скамью напротив и бросая на собеседницу настороженный взгляд.
— Да, это я. Откуда вы меня знаете? Вы видели меня в монастыре?
— Да… и ещё я разговаривал с вашим подручным, господином Лебренном. Он назвал ваше имя, сказал, что вы интересуетесь Камиллой и её… странностями. Если вчера меня на этом месте ждал он, а сегодня ждёт дама из благородных, то не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что вы и есть та самая Эжени де Сен-Мартен.
— Всё верно, — кивнула она. — Но я не просто интересуюсь Камиллой, я хочу ей помочь. Моя мать, сестра Тереза, дружна с этой девушкой и беспокоится о её судьбе.
— Вы на неё похожи, на сестру Терезу то есть, — заметил Поль, отхлебнув из кружки. — Видел её сегодня днём: она вся бледная, грустная, на ней просто лица не было! Уж не заболела ли чем?
— Боюсь, это моя вина, — вздохнула Эжени. — Мы с матерью поссорились. Но к Камилле Башелье это не имеет ни малейшего отношения! — поспешно добавила она, увидев, как сошлись к переносице брови садовника. — Матушка по-прежнему переживает из-за девушки и хочет, чтобы я ей помогла.
— И вы поможете? — Поль пристально взглянул на неё, и Эжени невольно опустила глаза.
— Сделаю всё, что в моих силах.
— Вы знаете, что с ней такое творится? — он подался вперёд, и девушка поняла, что Поль с трудом сдерживает сильнейшее волнение. Она заметила крестик, тускло поблёскивавший в вырезе его рубашки, и еле слышно вздохнула от облегчения: теперь можно быть твёрдо уверенной в том, что перед ней настоящий Ожье, а не допплер в его обличье.
— Догадываюсь. И сегодня ночью, скорее всего, буду знать точно. Простите, но вам я пока что сказать не могу. Это должно оставаться тайной… до поры до времени.
— Скажите хотя бы — это правда, что Камилла, — он огляделся по сторонам и ещё ближе наклонился к ней, понизив голос, — одержима? Она думает, в неё вселяется демон и заставляет её творить странные вещи…
— Не думаю, — решительно покачала головой Эжени. — Могу вас утешить: я почти уверена, что Камилла в безопасности, и её здоровью ничего не угрожает.
— А как же её приступы? А потеря памяти?
— Скоро вы всё узнаете, — заверила она Поля. — Но мне надо увидеть Камиллу, поговорить с ней. Вы сегодня ночью собирались к ней в монастырь?
— И об этом знаете, — пробурчал Ожье. — Ваш помощник рассказал?
— Да.
— Где вы только такого нашли, в наших-то тихих краях, — пробормотал он. — Этот Лебренн чуть не заколол меня шпагой!
— Поверьте, если бы он действительно хотел вас заколоть, он бы непременно это сделал, — ответила Эжени с лёгкой прохладцей в голосе. — И потом, это ведь вы первый на него набросились?
— Ну, — Поль насупился ещё больше. — Мне показалось, он смеётся над моей Камиллой!
— Уверяю вас, господин Лебренн и в мыслях не имел смеяться над вашей любовью! — она приложила руку к груди. — И вы так и не ответили на мой вопрос. Вы пойдёте сегодня ночью к Камилле?
— Ну, — буркнул он. — И что?
— Я пойду с вами. Мне необходимо свидеться с Камиллой.
— Она не захочет вас видеть, — выдавил Поль.
— Знаю. Но я всё равно должна её увидеть. От этого зависит, смогу ли я прекратить все происходящие странности. Послушайте, — на этот раз Эжени приложила к груди обе руки в молитвенном жесте, — мне нет дела до вашей любовной истории, я не собираюсь рассказывать об этом матери Христине, отцу Камиллы, даже своей матери! Господин Лебренн тоже будет молчать, это я вам обещаю. Я всего лишь хочу помочь — вам и Камилле.
