и уроки, занимающее время от него и вплоть до обеда. По велению батюшки обед являл собой торжественный обряд. Подносивших мальчику к столу блюда специально выбирали, и этим людям необходимо было выполнять свое дело в ливреях. Сесть с ним за стол не позволялось никому, если только дядя не давал одобрения и не показывал, что приглашенные достойны данной чести.
После обеда приходила очередь еще большего количества уроков, тянущих за собой физические упражнения. Они требовали от Эдварда навыков носить доспехи, оружие, фехтовать и сражаться на мечах, как то приличествует его сану и положению в обществе. Далее следовали ужин и укладывание спать. Вот так, оживляясь разговорами о родственниках Вудвиллах, в окружении их любви, а еще чаще откровенной лести, дни текли чрезвычайно приятно, и с окончанием каждого следующего ребенок все сильнее утверждался в мнении о своих обаянии, любезности и крайней мудрости, характерной для всех Вудвиллов.
Неделей ранее, единоутробный брат Эдварда, Ричард Грей, отбыл в Лондон. Мальчик отметил, что внутри членов его двора бродят некие слухи. Он спросил о них Энтони, и дядя ответил, что ничего страшного не происходит. По словам Энтони, люди часто шушукаются друг с другом и создают драмы из дела, не стоящего выеденного яйца, или же стоящего смехотворно мало.
Однако, дядя Энтони немного изменился, в его поведении появилось даже чуть больше привязанности к племяннику.
Но Эдвард забыл об этом. У него образовалось слишком много занятий в те дни. Мальчик только задал себе вопрос, неужели братец Ричард такой же прекрасный наездник, как и он. Принц собрался поинтересоваться у лорда Лайла, что ему известно по этому поводу.
Дядя Энтони торопливо приблизился к Эдварду, когда тот вместе с лордом Лайлом вернулся из конюшни. Он незамедлительно совершил странное. Опустился на колено и поцеловал ребенку руку.
Потрясенный Эдвард все же слегка догадался о случившимся, ведь каким любящим не являлся его дядя, он никогда прежде не демонстрировал к нему столько почтения.
'Дядя...' - начал мальчик.
Но дядя Энтони воскликнул: 'Долгих лет королю!'
'Мой отец...' - запнулся Эдвард.
Дядя поднялся. Обвил ребенка руками и привлек в свои крепкие объятия.
'Эдвард, мой дорогой, мой драгоценный племянник, мой король и ваш отец - умер'.
'Мой отец...умер!'
'Да, дорогой племянник и мой господин. На прошлой неделе он заболел, а сейчас - ушел в мир иной. Это чудовищный удар для нас всех...для всей страны. Но, благодарение Господу, у нас есть новый монарх, и я знаю, что он будет править мудро и хорошо'.
'Вы имеете в виду...что править буду я?'
'Вы наш истинный и законный властитель - король Эдвард Пятый. Мы знали, - этот день настанет, но не представляли, что так скоро'.
Эдвард был потрясен. Король! Тринадцатилетний мальчик, спокойно живший в замке Ладлоу вплоть до этого самого дня! Отныне все окажется другим. Он пришел к настоящему положению не постепенно, а одним широким шагом. И его отец умер...высокий величественный мужчина! Поверить тяжело. И матушка, что станет с матушкой?
Энтони положил на плечо Эдварду ладонь. 'Вам нечего опасаться', - произнес дядя. 'Я буду с вами рядом'.
'Вы объясните мне, что нужно делать?'
'Разумеется, мой маленький король'.
'Тогда все сложится хорошо'.
Дядя взял его руку и снова поцеловал.
'Сейчас нам следует подготовиться к немедленному отъезду. Мы направляемся в Вестминстер, где вас коронуют'.
Королева была глубоко обеспокоена, ибо понимала опасность положения и необходимость срочных действий.
Казалось невозможным не догадываться о широкой народной нелюбви к ее семье. Эдвард всегда находился рядом и защищал их, сдерживая одновременно неконтролируемое честолюбие Вудвиллов. Теперь, когда его больше не было, Елизавета знала, - враги поднимут против них свои головы. Слава Создателю, воспользовавшись интуицией и расчетом, она успела расставить близких по высшим государственным должностям. Они обладали той степенью богатства и влияния, которой не могла похвастаться никакая другая семья. Поэтому Вудвиллы были способны твердо выстоять и после коронации юного Эдварда править...если у них хватит ума, править во всей полноте, ведь сыном Елизаветы руководить намного легче, чем ее покойным мужем. Да, он, конечно же, многое прощал, но постоянно держал руку на пульсе их желаний, и Елизавета всегда чувствовала, - она - королева по его воле. Несмотря на снисходительность Эдварда, продолжавшуюся довольно долго, ее быстро скинули бы со счетов, стоило зайти хоть немного далее дозволенного. Теперь, стоит лишь проявлять осторожность, преград на пути больше не останется.
Ближе всего к Елизавете находился ее сын - маркиз Дорсет. К настоящему моменту ему недавно исполнилось тридцать, и Томас числился в рядах королевских любимцев, - отчасти, потому что был товарищем Эдварда по распутству. Возможно, одним из главных товарищей. Нет, Уильям Гастингс также среди них присутствовал и не отставал, но Томас, в любом случае, занимал в теплой компании почетное второе место.
Как жена короля, Елизавета считала подобное положение плачевным, даже прискорбным, но как честолюбивая дама и мать сына, благодаря которому предполагала править, - довольно выгодным.
Она отправила гонца к Дорсету. Тот явился со всей возможной быстротой, прекрасно осознавая неотложность сложившихся обстоятельств.
'Что нам следует делать', - заявила королева, - 'так это привлечь на нашу сторону монарший Совет. Я думаю, что надо ждать сложностей от Гастингса. Жаль, что мы не можем его исключить из состава, боюсь, сэр Уильям крайне прочно там засел. Но и наша семья представлена достойно. Придется понаблюдать за Стенли. Полагаю, он окажется с тем, кто предложит ему лучшие перспективы на будущее. Необходимо заверить его, - наиболее выгодные предложения поступят от нас'.
'Как быть с Глостером?'
'Он сейчас на севере. На границе с Шотландией. То есть, - далеко. Нам нужно подождать до коронации и только потом поставить его в известность о случившимся'.
'Выглядело бы пристойнее, если бы Эдвард подтвердил приказ отца и назвал герцога королевским защитником'.
'У короля уже есть защитники, и когда его помажут на царство и возложат на голову корону, он станет восприниматься в качестве теперь полноправного властителя'.
'Я боюсь герцога Глостера'.
'Я справлюсь с Его Милостью герцогом Глостером', -
