— Почему ты вернулся, Селик?
— Потому что люблю тебя. Я прощаю тебе все, что у тебя было со Стивеном. Обещаю со временем все забыть, только возвращайся ко мне.
Рейн не смягчилась и не бросилась в его объятия, как он мечтал. Она даже как будто еще больше ожесточилась и сверкнула глазами.
— Где Стивен?
— Бежал в землю франков.
— Ты последуешь за ним? — холодно спросила она.
Он посмотрел на нее, не понимая, почему она сердится.
— Пока нет.
Тут она кинулась на него, принялась колотить кулаками в его грудь, царапать ему ногтями лицо.
— Ублюдок! Дурак! Ублюдок!
— Что? Что?
Он ничего не понимал. Наконец ему удалось перехватить ее руки, и он отодвинул ее от себя, чтобы она не ударила его ногой.
Селик с неудовольствием обратил внимание на собравшихся в отдалении любопытных монахов, которые внимательно вслушивались в их разговор.
— Почему ты такая сердитая, любовь моя? — тихо спросил он, стараясь не обращать внимания на окружающих.
— Потому что ты слеп, как летучая мышь, и ничего не видишь даже у себя под носом. Потому что ты все еще хочешь мстить Стивену. Я ненавижу его. Жаль, что он не умер, но я не собираюсь гробить свою жизнь, вечно гоняясь за ним. Ничего не изменилось, ты понимаешь, ничтожество? И я — не твоя любовь. Вообще я — не твоя. Больше не твоя. Кстати, где Бланш?
— Не знаю я, где Бланш. Наверное, в Винчестере. Вроде, я видел ее с одним из стражников Ательстана.
— Ты что, попользовался и передал ее другому? — ядовито спросила она.
Он начал понимать.
— Рейн, я никогда не был с Бланш… в том смысле, в каком ты говоришь. Просто я видел тебя со Стивеном и мне захотелось сделать тебе больно.
Рейн недоверчиво уставилась на него, а потом резко взмахнула рукой и двинула его кулаком в живот.
— Ох! — Он согнулся от боли. — Зачем?..
— Чтобы тебе было больно, ублюдок. Долг платежом красен.
Селик, не сводя с нее глаз, тер живот и думал о том, как ему хочется прикоснуться к ее милому лицу, поцеловать ее в губы, показать ей, как много она для него значит. Как он жалел о той боли, виновником которой был.
— Рейн, я люблю тебя.
— Ты говорил совсем другое в Винчестере.
— Клянусь, я очень сожалею. И обо всем остальном тоже.
Слезы покатились по ее лицу, и он ласково коснулся ее плеча.
— Не плачь, радость моя. Пожалуйста. Я же здесь.
Она гневно сбросила его руку.
— Слишком поздно. Черт возьми, слишком поздно. — Она опустила голову. — Я ждала тебя, ждала, — прошептала она едва слышно. — Слишком поздно.
— Нет! Никогда не бывает слишком поздно, — закричал он. — Я люблю тебя. — Он взял ее руки в свои и нежно пожал их. — Ты меня слышишь? Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Когда она не ответила он умолк.
— Пойдем со мной в поместье, — устало проговорил он. — Со временем мы разберемся в наших разногласиях.
— Нет. Ты возвращайся, а я остаюсь в Йорвике с Гайдой. Не хочу жить с тобой в одном доме.
Он встрепенулся, поняв, что она чего-то не договаривает. И, прищурившись, внимательно посмотрел ей в глаза.
— Боишься уступить?
— Ха! Ты все такой же самоуверенный.
— Ты меня любишь. Я знаю. Ты только похоронила на время свою любовь, как было со мной до того часа, когда ты вошла в мою жизнь.
Она не отвечала, но он видел, что у нее дрожат губы, и знал, что он на верном пути. Ему только нужно время.
— Если хочешь, оставайся пока с Гайдой. Мы все начнем сначала. Я буду ухаживать за тобой, как не ухаживали ни за одной женщиной в мире.
Она было улыбнулась и тотчас покачала головой.
— Я собираюсь обратно, Селик, — тихо сказала она.
— Нет. Я этого не допущу.
— Ты не сможешь меня остановить, — раздражаясь, заявила она. — Я буду ходить к Медным воротам каждый день, пока это наконец не сработает. И в конце концов вернусь обратно. Я знаю, что вернусь.
Однако в ее голосе не было уверенности.
Господи, что нам делать теперь?
Что значит «нам»? Это теперь твое дело.
Селик ткнул пальцем ей в грудь и усмехнулся в порыве вдохновения.
— Ты не уйдешь. Спорю, на что хочешь, любовь моя!
С этими словами он обнял ее и жадно поцеловал, наслаждаясь ее сладким дыханием, ее теплом. Сначала она сопротивлялась, но потом сдалась и с тихим стоном открыла ему губы.
Когда он наконец оторвался от нее, пожирая голодными глазами ее раскрывшиеся губы и затуманенный взор, то настойчиво повторил:
— Пойдем домой, Рейн.
Она как будто колебалась, но потом все-таки оттолкнула его.
— Нет. Слишком поздно.
Он еще раз быстро поцеловал ее и отпустил.
— Я буду завтра. Жди меня.
— Возможно, меня уже не будет в Йорвике, — упрямо заявила она.
— Ты так думаешь? Ну уж нет. Кстати, какую ткань ты хотела бы для свадебного платья?
— Для свадебного платья? — пробормотала она. — Ты меня слышал? Вбей в свою глупую голову. Я… воз-вра-ща-юсь.
— Я тебе сказал, что усыновил Адама?
Она изумленно округлила глаза. Хорошо. Вот так лучше всего. Пусть подумает. За последние годы он подзабыл, как надо обольщать женщин. Ничего. Вспомнит.
Он продолжал:
— Знаешь, маленький разбойник спрятался на корабле и проделал весь путь до Саутгемптона. Думаешь, зачем? Чтобы разыскать меня и привести к тебе!
Она открыла рот. Еще один добрый знак, решил он, и пошел дальше, чтобы добить ее окончательно.
— Адам будет моим… Как ты говорила? Помнишь, о ваших обрядах? А… Ну да. Он будет моим дружком.
Рейн тихо охнула.
— А Адела может быть твоей подружкой.
После этого он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. До темноты ему еще надо было переделать кучу дел.
Рейн стояла и смотрела ему вслед, едва удерживаясь, чтобы не броситься за ним следом. Он был чертовски привлекателен.
Он лишился своих длинных белокурых волос, которые она так любила, но и с короткими волосами, едва доходившими ему до шеи, он смотрелся не хуже. Теперь взгляд привлекали его острые скулы и подбородок, преображая его миловидность в мужскую красоту. Темно-синяя с короткими рукавами туника обтягивала его широкие плечи и доходила ему до колен. Тесные штаны лишь оттеняли игру мощных мускулов, напрягавшихся при ходьбе. Тонкий серебряный пояс подчеркивал тонкую талию.
Не это ли Рейн хочет забрать с собой в будущее?
Перед тем как открыть входную дверь, Селик обернулся и долго смотрел на нее своими удивительными светло-серыми, особенно выделяющимися на загорелом лице, глазами. Как будто что-то обещал ей.
Она сказала ему, что больше его не любит, но это была неправда. Она любила его больше жизни.
Она должна вернуться домой. И не упрямство толкало ее к этому решению. Даже если она никогда не забудет, как Селик не поверил ей в Винчестере и что наговорил на прощание, она уже простила его за это. Он все еще подозревает ее в неверности… Ладно. Она может вытерпеть и это, как бы ей ни было больно.
