– Скажите, мисс Кент, – продолжал Коллиар, не обращая внимания на окружающих, – не могли бы вы оказать мне честь и пройтись со мной по залу. Чтобы рассказать мне, каким образом вы приобрели точно такое же повреждение.
И не дожидаясь ответа, он положил ее ладонь на сгиб своего локтя и повел за собой.
Салли не понимала, как она передвигается, как переставляет свои ватные ноги, умудряясь не падать. Она не знала, о чем думать, что делать, куда глядеть. Она могла лишь чувствовать – его сильную руку под ее ладонью, тепло его большого тела, которое словно загораживало ее ото всех, меж тем как они шли по залу.
На них смотрели, и не только ее близкие. В поле зрения попало озабоченное лицо Грейс, которой Оуэн что-то шептал прямо в ухо. Около дверей стоял ее отец с настороженным и грозным видом.
И Салли не знала, как его успокоить. Она не знала, как успокоить саму себя. Она просто следовала за Коллиаром, который выгуливал ее по гостиной, и собравшиеся наверняка недоумевали, что может быть общего у столь импозантного мужчины с такой несерьезной девицей, как Салли Кент.
Она наконец обрела способность говорить.
– Сэр, мне кажется, мы создаем скандал.
– Я полагаю, мисс Кент, вы создали его еще несколько месяцев назад, – отозвался Коллиар. – И я прибыл сюда в общем-то для того, чтобы удостовериться в этом.
Было непонятно, сказал ли он это с юмором или с осуждением.
Резко развернувшись, Салли потянула его из гостиной, а затем дальше по коридору в заднюю часть дома, выходящую в сад.
Но уже на полпути Коллиар, сбросивший с себя флер мрачной загадочности, притормозил ее.
– Куда вы меня тащите, Кент? То, что я хочу сказать, займет по крайней мере еще несколько минут.
– Перестаньте, – прошептала Салли. – К чему этот самоуверенный тон? Вы не лучше меня осознаете, что делаете.
– Неужели? – Дэвид насмешливо приподнял бровь. – Я так не думаю.
Что-то похожее на ревность закралось в ее сердце, и Салли даже споткнулась, но Коллиар ухватил ее за запястье, после чего другой рукой приобнял за талию.
Салли попыталась высвободиться, еще не готовая простить его за ту боль, которую он причинил ей сначала своим отсутствием, а теперь – своим появлением. Затем потянула Коллиара в комнату, из которой открывался вид на зимний сад. На столе здесь стояли две зажженные лампы, подальше от окон, чтобы гости могли любоваться садом в свете фонарей. Едва Салли переступила порог, ее легкие наполнил аромат рассаженных по горшкам растений. Конечно, этот аромат имел мало общего с запахом дуба и смолы, преобладавших на корабле, но тем не менее он казался достаточно реальным и знакомым, чтобы действовать успокаивающе.
Салли находилась на своей территории, и больше не являлась его подчиненной, и потому могла общаться с Коллиаром на равных.
– Теперь можете отпустить меня, мистер Коллиар. Я никуда не убегу.
– Я этого и не опасался. Ведь убегать не в ваших правилах, не так ли, Кент?
– Разумеется. Так что можете меня отпустить.
– Пока воздержусь от этого, – сказал Коллиар. – И кажется, я намерен вообще никогда тебя не отпускать.
Сердце в груди гулко колотилось, нагоняя жар, сжигавший заслон внутреннего оцепенения.
– Дэв… мистер Коллиар… Не говорите того, в чем вы не убеждены и о чем будете потом сожалеть.
– Кент, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы убедиться в том, что я никогда не произношу пустых фраз.
– Все это лишнее. Когда вы появились, по вашему мрачному лицу я сразу поняла: вы приехали лишь затем, чтобы спасти свою совесть. Никто из них ничего не знает. – Салли указала в сторону гостиной, подразумевая отца и братьев. – Я ничего им не рассказывала. То есть они, конечно, знают, что я служила под вашим началом на «Дерзком», но им не известно, что я… что мы… – Салли запнулась при воспоминании о том, чем занималась в его объятиях, и по ее коже прокатилась жаркая волна. – В общем, никто ничего не знает. И никогда не узнает.
– Понятно… – Коллиар встал между ней и дверями, словно все же опасался, что Салли может ускользнуть. – Ну а как ты сама? Что ты знаешь? Что помнишь? Я помню все – каждую ночь, каждую подробность. И вспоминаю снова и снова. Ты постоянно присутствуешь в моем сознании. Я не могу думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя.
– Конечно же, я помню. Я помню, но… Все уже не так, как прежде. Я уже не та. – Страх, который Салли старалась удержать внутри, выскальзывал наружу, надрывая ее голос. Но она должна сделать это. Салли шагнула к столу, на котором стояла лампа. – Взгляни на меня. Посмотри как следует.
«Пусть смотрят, и скоро они убедятся, что смотреть в общем-то и не на что…»
Однако Коллиар был не таким, как остальные. Он видел то, чего не видели другие. Он видел все.
Его взгляд был таким же, как всегда, меж тем как он обозревал ее поврежденное лицо, которое читал словно раскрытую книгу – так, как обычно читал море, выявляя все его секреты.
Не выдержав, Салли отвернулась, ибо не выносила долгого ожидания, но Коллиар, подняв руку, вернул ее голову в прежнее положение и провел пальцами вдоль неровной линии, тянувшейся от виска к щеке. И на этот раз его прикосновение вызвало смешанное чувство удовольствия и боли, настолько пьянящее, что Салли на мгновение забылась.
– Знаешь, что я вижу, глядя на этот шрам?
Салли молчала, потому что не могла произнести ни слова. Она помнила ту щетину стежков, которые увидела в зеркале еще в Гибралтаре, и безобразную паутину неровных линий, ставших теперь розовыми.
Но восприятие Коллиара было иным.
– Я вижу лояльность и преданность. Вижу то, чем ты была готова пожертвовать ради меня. Я вижу любовь. Только любовь способна оставить столь долговременный след. Как это может меня не тронуть?
– Мне не нужна твоя жалость. – Салли высвободилась из рук Коллиара и повернулась к нему спиной, стыдясь слез, подступающих к глазам. Она не хотела, чтобы он видел, как ей тяжело. Она хотела быть сильной, хотела оставаться прежним Кентом. Однако за время их разлуки она слишком привыкла быть Салли. И даже от его признания в любви было так больно, что она едва могла дышать.
– Это всего лишь шрам, и я его вижу. Он как карта моих неудач. Но это не единственное, что я вижу. – Положив руки ей на плечи, Коллиар развернул ее к себе. – Не двигайся, позволь мне рассмотреть.
Салли закрыла глаза.
– Дэвид, пожалуйста, не надо.
– Ну и ну!.. Ты что, пудришься?
В его голосе слышалось столько изумления, словно он обнаружил у нее нож. Впрочем, что-то вроде ножа у нее и сидело внутри. Но с какой стати он удивляется? Почему она не может пользоваться пудрой?
– Надеюсь, для тебя это не признак наступающего апокалипсиса?
