Внезапно шорох послышался совсем близко. Казалось, кто-то ходит вокруг да около. «Это ты?» – прошептал он в темноту. Вместо ответа раздалось мяуканье, два кота бросились врассыпную у него из-под ног. «Отродье шайтана!» – снова ругнулся он.
И вдруг прямо над ним раздалось: «Ты что, кошек боишься, а?»
Джафер повернул голову и увидел в темноте изрытое оспинами лицо слуги. Огромное напряжение сменилось облегчением.
– Это ты?
– А ты что, ждал кого-то другого?
Джафер ничего ему не ответил.
– Что ты держишь за поясом? – поинтересовался слуга.
– Ничего.
Слуга усмехнулся, показав гнилые зубы.
– Пока ты будешь вытаскивать свой кинжал, три раза успеешь отправиться в ад.
Джафер только в эту минуту заметил в руке у слуги железный предмет с острым наконечником. Маленькое, но смертоносное оружие. Одним движением руки такое оружие могло поразить в самое сердце.
– Что за известие ты принес? Я тебя слушаю.
Шпион наклонился ближе к Джаферу. Тот увидел, как в глазах человека сияет ледяной блеск.
– Говори же, я не собираюсь здесь стоять всю ночь на холоде.
Слуга вновь мрачно посмотрел на Джафера и произнес одно слово: «Деньги».
Получив увесистую сумочку с золотыми, он вынул монету и попробовал ее на зуб. «Неплохо, – сказал он. – А теперь слушай меня. Во дворце должны обратить большое внимание на корону венгерского короля».
– Зачем нам корона венгерского короля?
– Ш-ш-ш… Говори тише. Корона в опасности.
– Какое мне дело до его короны? Это и все, что ты собирался мне сообщить? Зря я дал тебе золото.
Слуга вновь усмехнулся:
– Ты глупец. Известие стоит десяти таких кошельков.
– А ты знаешь, что в этом такого важного?
– У венгерского короля есть соперник. Он тоже претендует на корону, – жарко прошептал слуга.
– А нам-то что?
– В Венгрии королем считается тот, кому досталась святая корона[67]. Когда султан Сулейман захватил Буду, он посадил на престол Запольяи[68], и все признали его королем. Я подслушал вчера разговор нашего господина Джиритти с вашим Ибрагимом. Джиритти сказал, что есть единственный способ свергнуть Запольяи и устроить восстание против Сулеймана в Венгрии. Ибрагим ответил, что никто не пойдет против Запольяи. На что Джиритти сказал, что пойдут, если украсть святую корону. «Если бы я был на месте Карла V и Фердинанда, – сказал Джиритти, – то я бы так и сделал».
Слуга внимательно смотрел на Джафера, чтобы понять, какое действие произвели его слова. Никакого.
– Ты хоть знаешь, кто такие Карл V и Фердинанд?
Джафер пожал плечами.
– Ты же живешь во дворце. Как можно быть таким невеждой? – укорил его слуга. – Неужели ты никогда не слышал об императоре священной Римской империи Карле V, об австрийском короле Фердинанде? Это главные враги султана Сулеймана. Оба поклялись вырвать Венгрию из рук Османов. Если у Запольяи украдут корону и коронуют ей Фердинанда, ты понимаешь, что будет?
Джафер наконец понял. «Фердинанд станет венгерским королем, – пробормотал он и добавил: – Скажи, а что ответил Ибрагим-паша в ответ на слова Джиритти?
Вместо ответа слуга молча протянул руку.
– Ты что, думаешь, что я сейчас побегу в казну? Больше денег нет, – возмутился евнух.
– Не ломайся, несколько монет у тебя всегда с собой.
Джафер, покряхтев, вытащил из-за пояса несколько серебряных монет. В мгновение ока они исчезли у слуги за пазухой.
– Говори же, что сказал Ибрагим-паша?
– Ибрагим-паша спросил: кто же сможет украсть корону у венгерского короля? Вот так прямо и спросил. А наш намекнул, что безумцев на свете достаточно. Кто ищет, тот всегда найдет. После этого они засмеялись и выпили по стаканчику вина.
На следующее утро Джафер слово в слово передал услышанное Хюррем. Конечно, он не все понял, но у него была прекрасная память. Он всегда запоминал все, что видел и слышал. А Хюррем весь день размышляла над сообщением. Было совершенно ясно, что Сулейману хотят устроить ловушку, но Хюррем не могла просто подойти к султану и сказать: «Твой Садразам желает украсть венгерскую корону». Ей бы никто не поверил, более того, ее бы жестоко наказали. К тому же, возможно, разговор Джиритти и Ибрагима не нес в себе никакого особенного смысла. Кроме того, Ибрагим мог сам рассказать об этом разговоре султану Сулейману, поэтому, если Хюррем донесет о разговоре, султан удивится, откуда простая наложница обо всем узнала. Более того, он непременно разгневается, что Хюррем сует нос в государственные дела.
Ей оставалось только хорошо запомнить услышанное. Когда-нибудь она воспользуется тем, что знает, и ничто не сможет ее остановить.
Великий день наступил. После многомесячных раздумий и сомнений Хюррем наконец приняла решение. Шаг был необходим для того, чтобы полностью стереть из жизни Сулеймана имена Ибрагима и Гюльбахар.
«Назовут ли меня предательницей? Осудят ли за то, что я отказалась от родной веры? Совершаю ли я грех?» – спрашивала она себя последний раз. Нет, ничто не могло считаться грехом, если она совершала это ради своих шехзаде. К тому же с чего бы этому решению быть греховным? Ведь разве не сам Господь позволил ей так поддаться чарам новой веры? К тому же ей нет никакого дела до того, что о ней говорят. Как может быть грехом то, что мать борется за жизнь своих детей, за их власть и славу?
Когда шейх-уль-ислам Али Джемали-эфенди вошел в ее покои, она сидела за решетчатой ширмой. Хотоза у нее на голове не было, рыжие волосы закрывал алый вышитый платок. Мерзука сидела у ног своей подруги.
– Прошу меня простить, ходжа. Это мне следовало прийти к вам. Но мы попросили привести вас. Простите.
– Кто мы такие, чтобы прощать рабу Аллаха? – отозвался старик. – К тому же мы не можем никого судить за то, что нас позвали ради благого дела. Это гордыня. А наша религия осуждает и гордыню, и гордецов. Очевидно, то, что ты собираешься сказать, принесет благо.
– Нам прежде хотелось спросить о том вас.
– Иншаллах, мы сможем достойно ответить на ваш вопрос.
«Ну давай же, – сказала себе Хюррем, – делай, что решила. Тебе давно пора сжечь все мосты в прошлое». Она глубоко вздохнула и сказала:
– Я хочу стать мусульманкой, но я не понимаю священный Коран.
– Разумеется. Ведь ты не знаешь его языка.
– Да, не знаю. Но как бы вам сказать… Его слова очень сильно действуют на меня.
Шейх-уль-ислам задумался. Ходжа долго молчал и наконец сказал:
– Скажи яснее, что ты чувствуешь, когда слышишь слова Корана?
Вопрос был очень трудным. Ведь Хюррем и сама многие месяцы не могла на него ответить:
– Как бы вам сказать… Я чувствую, что он как-то действует на меня. Я ничего не понимаю, но такое чувство, будто понимаю все. Мое сердце начинает колотиться быстрее, душа наполняется светом. Мне хочется…
