Эсме закрыла глаза и что-то пробормотала. Человек торопливо открыл дверь в свою приемную, и Вариан внес туда Эсме.
Корабельный агент вышел, а в комнату ворвался Джейсон, волоча за собой доктора.
Вариан бережно положил на диван потерявшую сознание жену. Но когда вошел врач, она внезапно очнулась и приказала ему убираться.
Джейсону и Вариану пришлось держать ее, чтобы врач мог ее обследовать. Она сыпала ругательствами, пока он прочищал неглубокую рану, оставленную пулей Ристо на плече сзади, и обзывала врача последними словами, когда он ее перебинтовывал.
Мистер Ферн стоически выдержал все оскорбления, только отметил, что ее светлость обладает удивительным присутствием духа.
— Я вижу, есть признаки контузии. Как вы справедливо заметили, рана незначительная, миледи, — утешил он. — Но все же у вас два осложнения…
— Три, — уточнила она. — Трое глупых мужчин, которые суетятся, как старухи.
Мистер Ферн учтиво поклонился. С неизменной вежливостью он описал симптомы, которых следует опасаться, и сказал, что в таких случаях делать. Затем он принял монеты, которые Джейсон сунул ему в руку, и с поклоном удалился.
— Я и правда чувствую себя если не старухой, то стариком, — сказал дочери Джейсон. — Такое буйное веселье не для меня.
— Вы грязные и противные. — Эсме смущенно посмотрела на Вариана. — Оба. Только не говорите мне, что во всем виновата я. Я и сама знаю.
— Конечно, это не твоя вина, — торопливо возразил Вариан.
— Конечно, нет, — согласился Джейсон. — Прежде всего сейчас ее бы здесь не было, не выйди она замуж за, эгоистичного подлеца, который не утруждает себя заботой о жене.
Вариан покраснел.
— Если бы вы заботились о дочери, она бы меня вообще никогда не встретила.
— Не говори мне о долге, высокомерный дегенерат! —Я по крайней мере не оставлял ее на произвол кучки убийц, содомитов и педерастов!
Эсме неловко слезла с дивана и встала между ними.
— Аминь. Неужели у нас было мало крови, чтобы вы еще затеяли кровную вражду? Не обзывай моего мужа, — велела она отцу. — Он раз за разом спасал мне жизнь, а взамен получал одни неприятности. Ты ничего плохого ему не сделаешь, Джейсон. Хватит с меня передряг.
Потом она обратилась к Вариану, и огонь в ее глазах угас.
— Извини, Вариан. Я плохая жена. — Голос дрогнул, и она уткнулась лицом в растерзанный сюртук.
Он обвил ее руками. Его ярость отступила, он забыл о том, что тесть его презирает. Важно было только то, что Эсме жива. Все, что он сейчас хотел, — это держать ее в руках.
Джейсон покашлял.
— Пожалуй, я схожу умоюсь, — сказал он.
Оставив дочь и зятя в их сентиментальном воссоединении, Джейсон отправился в гостиницу «Бридж». Там он помылся, переоделся и отправил матери записку, потом заказал хозяину гостиницы комнаты и смену одежды для Вариана и Эсме. Сразу после этого Джейсон снова встретился с капитаном Нолкоттом.
Джейсон сказал ему, что сэр Джеральд Брентмор изъявил желание быть похороненным в море. Его останки повезут на том же корабле, на котором отплывает Исмал.
— Значит, два трупа, — сказал капитан. — Этот парень не проживет и дня.
Мистер Ферн подтвердил это несколько позже, когда его привели в комнату, где лежал Исмал. Врач извлек пулю, закрепил сломанную руку, хотя был убежден, что обе операции бесполезны.
С болью в сердце Джейсон вошел в комнату.
На пепельном лице Исмала ярко выделялись синяки, а глаза сияли лихорадочным блеском. Хотя ему едва хватало сил дышать, он, как и Джеральд, настаивал на том, чтобы поговорить, — но с капитаном Нолкоттом.
— Ты не можешь отказать умирающему в последней просьбе. — Некогда сладкий голос Исмала звучал надтреснутым шепотом.
Джейсон подтащил к кровати стул и сел.
— Может, тебе еще не пришло время умирать. Нечто вроде улыбки тронуло распухшие губы Исмала.
— Нет, я должен признаться. Во всем.
— — Береги дыхание, парень. Джеральд мертв. Ему ты больше не навредишь, а я не позволю разрушить будущее моей семьи. Твоя пуля спасла моего брата от виселицы. За остальным прослежу я, чтобы на семью не пало бесчестье.
Я уже сжег послание черной королевы и письма, которые везли Ристо и Мехмет.
Еще одна мертвенно-бледная улыбка.
— Чтобы защитить честь семьи.
— Да. — Джейсон выдавил из себя ответную улыбку. — Но также для спасения твоей бессмертной души или, если тебе суждено жить, твоей совести.
Исмал закрыл глаза.
— Лучше не жить. Ты посылаешь меня к Али. Лучше перережь мне горло, Рыжий Лев. Сейчас, а то я найду способ рассказать все.
— Байо готовит документы на твою отправку. Можешь быть уверен, мы ничего не упустим. Правительство его высочества не желает иметь с тобой дела.
— Ты постарался. Ты слишком настойчивый, Рыжий Лев. И слишком умный. Но я тебя перехитрил.
— Не совсем. Ты плохо сыграл. Удивительно плохо. Зачем ты помчался за Эсме из Тепелены? Я не мог поверить, что ты выкинул такую идиотскую штуку. — Джейсон помолчал. — До сегодняшнего дня.
Исмал медленно открыл глаза. Лихорадочный блеск глаз сменился болью.
— Что ты сегодня увидел?
— Не увидел, а вспомнил: как ты еще молод.
— Только годами.
— Все равно — мальчик, влюбившийся в первый раз.
— Ты ничего не понимаешь.
— Понимаю. Я тоже когда-то влюбился и наделал ошибок, потому что был молодой, дерзкий и тщеславный. Отказов я тоже не принимал и в результате чуть не уничтожил себя.
— Теперь ты уничтожил меня.
— Я пытался тебя спасти. Ты не Александр, и наш мир не тот, что был две тысячи лет назад. Ты слишком молод, чтобы построить империю и при этом справляться с любовью и политикой.
— Да, для тебя я глупый юнец, и ты смеешься. — Его глаза наполнились слезами.
Жалость и гнев сдавили горло Джейсону.
— Дурак проклятый, ты загубил свою жизнь! Посмотри на себя — двадцать три года, жалкая кучка бесполезной плоти, к вечеру скорее всего станешь трупом. Не я смеюсь над тобой, это дьявол смеется последние два года.
— Я не боюсь умереть.
Но Джейсон знал, что он боится, — впервые в своей короткой жизни. При всем своем уме Исмал не мог поддержать угасающую плоть или сохранить биение сердца.
Джейсон не мог сдержать скорбь, как он печалился и о Джеральде, который растратил жизнь на горечь, жадность, вражду, не зная любви, верности или хоть какой-то радости, которая осветила бы его дни. И если к концу жизни в этом испорченном сердце оставался едва заметный след доброты, его можно было только пожалеть.
Исмал — другое. Его душа только тронута порчей, она не почернела от греха. О нем Джейсон горевал больше, зато и ярость его была сильнее — за бесполезную трату молодости, красоты и силы, тем более ума.
