— Нет. — Исмал попытался поднять голову, но сморщился. Он лег обратно, здоровая рука раздраженно вцепилась в одеяло. — Я назвал ее своей шлюхой.
— Но она ею не была. В этом вы не сходились во мнениях. Распухший рот скривился — это означало улыбку.
— Это она вам так сказала?
— Она не стала бы напрашиваться лечить вас, если бы вы ее опозорили. Ей незачем было это говорить, а мне незачем спрашивать.
— Вы не дурак.
— Благодарю вас.
Исмал посмотрел мимо него, в сторону двери:
— Рыжий Лев.
Джейсон подошел к кровати.
— Сделай милость.
Джейсон достал из кармана маленькую расшитую сумочку.
— Исмал пытался украсть вашу жену, — сказал он, — и старался вас убить. Несмотря на эти преступления, вы позволили жене облегчить его страдания. Если Исмал выживет, он будет обязан вам жизнью. Это обстоятельство для него — тяжесть, которой он не может вынести.
— Я не…
Джейсон сделал ему выговор:
— Не прерывайте, Иденмонт. Это церемония. Вариан покорился.
— Он ценит вашу жену выше, чем обычных женщин, — продолжал Джейсон. — Как и многие его сограждане, он согласен, что маленькая воительница стоит двух мужчин. Кроме того, нужно также принять в расчет ее мастерство целительницы, а также ваш статус принца. Наконец, он сам благородной крови, и его честь стоит дорого. Его подсчеты сводятся к этому. — Джейсон подал ему сумочку.
Вариан посмотрел на больного.
— За мою честь, — сказал Исмал.
Вариан высыпал содержимое на ладонь: бриллианты, изумруды, сапфиры, рубины.
— О Господи, — пробормотал Вариан.
— Принимая это, лорд Иденмонт, вы соглашаетесь, что позор Исмала стерт, и больше он вам ничем не обязан. Вы заявляете, что ваша честь удовлетворена, и две ваши семьи пребывают в мире. Таким образом учитывается и моя честь, — пояснил Джейсон.
Вариан ошеломленно смотрел на драгоценности в своей руке.
— Недостаточно! — раздраженно воскликнул Исмал. — Я же говорил тебе, Рыжий Лев, этого мало…
— Нет, нет, что вы, достаточно, — перебил его Вариан. — Я бы сказал, что этого слишком много, но боюсь оскорбить вас.
— Вот видишь? — посмотрел на Джейсона Исмал. — Он понял лучше, чем ты думал. Не все англичане тупоголовые.
— Я понимаю, что такое оплата, — сказал Вариан, ссыпая камни обратно в сумку. — Было время, когда в моей стране так же улаживались конфликты. Иногда и сейчас. Чего я не понимаю, так это зачем вы проделали весь этот путь за шахматами, если у вас целое состояние в бриллиантах?
— Я приехал отомстить, — объяснил Исмал. — Сэру Джеральду. Остальное… судьба, наверное. — Он посмотрел на Джейсона. — Или мое глупое высокомерие.
— Вполне понимаю вас, — сказал Вариан. — Эсме и меня довела до крушения.
Уйдя от Исмала, Эсме с трудом дотащилась до комнаты, которую им зарезервировал Джейсон. Она ухитрилась помыться, переоделась в приготовленное для нее платье, съела почти весь завтрак и повалилась на кровать. Она проспала до полудня, когда Вариан с Джейсоном пришли ее забрать.
Они остались глухи к ее просьбам остаться в Ньюхейвене и отдохнуть и затолкали в карету. Через минуту она была полностью захвачена рассказом Джейсона. Он начал издалека — как двадцать пять лет назад влюбился в Диану, как из-за предательства Джеральда потерял ее и все свое имущество. Он сослался на предсмертное откровение ее дяди, с его удивительным открытием насчет тетки Эсме — Дианы, которая манипулировала злобным умом сэра Джеральда, направив его против Джейсона, и наказала мужа ложной уверенностью в ее измене.
— Я восхищаюсь тетей, которая придумала ему такое наказание, — сказала Эсме, прервав отца, — но это не меняет того, что он сделал. Он разрушил твою жизнь..
— Я пытался раньше тебе объяснить, — ответил Джейсон. — Я так или иначе двигался к разрушению помолвки. Джеральд только ускорил неизбежное. Я давно понял, что женитьба на Диане была бы роковой ошибкой. Мы оба были своенравны и эгоистичны. Ты не знала меня таким, каким я тогда был. Ты понятия не имеешь, как меня изменила Албания и особенно твоя мама. Диана тоже изменилась. Когда мы встретились в прошлом году, мы были совсем другие люди.
— Своенравным — да, но чтобы ты был эгоистичным — никогда не поверю, — возразила Эсме. — Ты послал ей шахматы стоимостью пять тысяч, когда сам остро нуждался в деньгах.
— Дорогая моя девочка, я не имел ни малейшего представления, сколько они стоят, — нетерпеливо проговорил он. — Я их выиграл в карты.
Эсме больше не открывала рта, пока рассказ Джейсона не подошел к тому утру, когда он ждал на пристани Исмала, чтобы его схватить… и обнаружил, как неимоверно осложнилась его задача, потому что из кареты вылезла Эсме.
Ей пришлось объяснить, как она умудрилась попасть в его клещи. Когда она закончила, отец пристально смотрел на нее, а Вариан упорно не отводил взгляда от пейзажа за окном.
— Черт возьми, Эсме, тебе надо бы больше доверять своей бабушке! Неужели ты думаешь, что она не знала своего сына? Бьюсь об заклад, ей было известно, что Джеральд был в отчаянном положении и планировал бегство — и она была счастлива ему в этом помочь! Она бы сделала все, чтобы от него избавиться.
— Тогда почему она не отдала ему черную королеву, пусть бы получил полный набор? — возразила Эсме.
— Потому что он удовольствовался меньшим. Хотя я уверен, она подозревала, что он все равно украдет набор. Наверное, она собиралась что-то предпринять, только ее одурманили раньше, чем она смогла.
— Персиваль был намерен что-нибудь сделать, — тихо вставил Вариан. — Он даже подозревал, что в деле замешан Исмал. Бедный мальчик и подумать не мог, что его отравят наркотиком через несколько часов после того, как он войдет в отцовский дом.
— Вы оба желали бы, чтобы так поступили со мной, — натянуто сказала она.
Мужчины промолчали, и это было достаточным ответом. Как всегда, во всем виновата она. Она накрепко закрыла рот и открыла его, только чтобы поесть, когда они остановились в Ист-Гринстеде в гостинице «Дорсет армз».
Вариан чувствовал, как на протяжении обеда нарастает напряженность. Должно быть, Джейсон испытывал то же, потому что остаток пути предпочел провести на ящике возле извозчика. Он сказал, что ночь теплая, а он четверть века не видел родных мест.
Через пять минут, проведенных рядом с Эсме в молчании, он уже и сам был готов присоединиться к тестю. Он был не в том состоянии, чтобы и дальше выдерживать конфронтацию. Нервы были измотаны; без сомнения, это был худший день за всю его никудышную жизнь. Он не мог смотреть на нее — сразу же вспоминался кинжал, приставленный к горлу. Он отрешенно смотрел в черноту за окном, молясь, чтобы она придержала язык всю дорогу до Лондона.
