– Шопена, мадам?
У Беатрис нечаянно вырвалась эта непродуманная реплика, ее пронзила острая боль воспоминаний о грустных балладах Шопена, звучавших осенними вечерами. И она еще услышит их…
– Это исполнитель и композитор, обладавший удивительно виртуозным мастерством.
Они ощутили великий триумф, когда избавились от инспектора полиции, наблюдавшего за малолетними преступниками, после года хорошего поведения Анны Овертон. (Эту чужую фамилию Павлов отбросили. Беатрис была уверена, что Уильям одобрил бы ее, несмотря на то что смотрел на Анну как на нежеланного гостя.)
Главным событием года был вечер в театре на русском балете, когда Анна, сидя на кончике стула и подавшись вперед костлявыми плечами, буквально не отрывала глаз от последней великолепной сцены, пока не опустился занавес.
Она ничего не говорила по дороге домой, но, когда они вышли из «даймлера», схватила руку Беатрис и резко похлопала по ней, вызвав пронзительную боль в бедре Беатрис.
– Бабушка, благодарю вас! Благодарю вас!
Это было ее первым спонтанным порывом с того момента, как она приехала в Овертон Хауз. Этот порыв, более чем ее несчастное свойство разрушительства, раскрыл теплоту и страстность ее души. Что-то еще можно сделать с ней, неистово говорила себе Беатрис. Она никогда не принималась за осуществление проектов, которые не приносили успеха.
Исключая ее замужество.
Но она была уверена, что ее постоянное одиночество, с тех пор как умер Уильям, скрасится добрым отношением к девочке и в результате принесет ей успех в воспитании.
Наконец она почувствовала себя физически сильнее и стала со своей обычной энергией противостоять самым последним планам Флоренс модернизировать «Боннингтон».
Договор об аренде земли, который папа заключил много лет назад за приемлемую плату, должен был вот-вот кончиться. Налог на земельную собственность на Бейсвотер Роуд возрос в цене в двадцать раз. Шестьдесят лет назад эта грязная улица в конце беспорядочной Оксфорд-стрит не считалась бойким местом для успешной торговли. Теперь картина изменилась до неузнаваемости. Всюду возникли новые торговые здания, и местоположение «Боннингтона» и его непомерно широкие размеры были неэкономичны, если оборот сильно не увеличится.
У Флоренс и ее закадычного друга Джеймса Браша было множество идей по этому поводу. Полная модернизация, сказала она. Коренным образом изменить вид магазина. Безусловно, новая арендная плата будет возрастать в цене, что заставит Беатрис содрогнуться, а также надвигается депрессия, которая уже начинает распространяться как ползучая чума в Англии и в Европе.
Усиливает эту проблему, как горько указала Флоренс, что «Боннингтон» из-за папиной смерти понес большие расходы и задолжал. И со стороны мамы совершенно неправильно, что она отказывается продать некоторые ценные вещи из Овертон Хауза (коллекция фарфора может принести тысячи), чтобы покрыть издержки. Папа всегда истощал денежные запасы магазина, пользуясь слабостью жены и своей сентиментальностью; кажется, он постоянно это делал, даже умирая.
– Вот поэтому он и женился на мне, – холодно сказала Беатрис. – Мы заключили сделку, я точно исполняла ее и буду продолжать это делать.
«Значит, мама не беспокоилась о бизнесе, она была такое долгое время просто нянькой и нежно любящей женой?» – задавала себе вопрос Флоренс. И все же она до конца наслаждалась титулом «королевы Беа». Если ее больше не волнует бизнес, тогда пришло время сложить с себя полномочия. И конечно, надо избавляться от архаичной системы платить наличными, как только начнется модернизация магазина. Отдел траурных принадлежностей будет ликвидирован – это безнадежное викторианство. И этот устаревший тропический отдел. Теперь невесты не отправляются в Индию и другие части Британской империи с дюжиной какой-то одежды в сундуках. В будущем путешественникам не понадобятся в огромных количествах платья для приданого, они станут путешествовать налегке, потому что большую часть денег истратят на самолет. И маме придется забыть о снобистских титулах покупателей. Разве она не обнаружила, что они больше всех запаздывают оплачивать счета? Все, что можно продать им, это несколько штук в год каких-нибудь садовых ножниц! Покупатели в будущем должны быть с сумочками, набитыми деньгами, и ни одного служащего или прислуги, кто не знает, как бы им свести концы с концами.
Флоренс становилась мастером в своих умных, но сомнительных начинаниях. Беатрис согласилась, что здравый смысл присутствовал в большинстве ее идей, но еще долгое время, насколько ей позволят силы, она будет взбираться на высокий стул и оставаться за кассой, и сидеть там, обозревая свое королевство. Она всегда гордилась тем, что персонал был причастен к бизнесу. Разве Флоренс понимает, что большинству покупателей еще нравится видеть миссис Беатрис, хотя они часто с трудом вспоминают ее имя. Некоторые из них подобно несчастной, с провалами в памяти старой леди Элкинс упорно продолжают спрашивать мисс Браун. Леди Элкинс утверждала, что никто пока не понял, как надо одевать ее. И один очень древний полковник время от времени справлялся о здоровье старого Джошуа Боннингтона.
– Все эти признаки прошлой жизни, – раздраженно говорила Флоренс. – В бизнесе надо жить завтрашним днем.
– И как много завтрашних ты будешь иметь, по твоему представлению? – с кислой миной спросила Беатрис.
– Достаточно. Джеймс и я можем положить «Боннингтон» к их ногам. Но мы должны избавиться от старомодной атмосферы и эту смерть оплакать. Мы нуждаемся в деньгах. Депрессия в действительности гораздо хуже, чем вы думаете. Разве вы не знаете, что мы можем стать банкротами?
«Боннингтон» – банкрот! Беатрис свирепо посмотрела на Флоренс, осмелившуюся сказать такую ересь. Флоренс пристально взглянула на нее и произнесла жестким без эмоций тоном:
– Банкротство у вас перед глазами, мама. Нельзя спасти бизнес мертвыми руками.
Губы Беатрис внезапно задрожали. Она надеялась, что Флоренс не заметит эту ее слабость.
– Благодарю покорно! Мои руки пока еще живы, – сказала она страстно, испытывая невыносимое чувство одиночества без Уильяма. Жизнь потеряла смысл, не приносила ничего, кроме этой корыстной борьбы с Флоренс.
– Тогда следует заложить Овертон Хауз, – жестко заявила Флоренс.
– Никогда! – воскликнула Беатрис. – Этот дом останется неприкосновенным так же, как любая вещь в нем. Это собственность Овертонов.
– Мама, кто будет содержать его? Эдвин?
Беатрис пронзила глубокая боль. Ее бедный, с поврежденной психикой Эдвин в этом любимом доме, занимающийся разведением цветов вокруг него.
