– Жасмин… он всегда напоминает мне об Изабелле.
Я молчала: упоминание о матери невольно ранило меня. Отец вновь повернулся ко мне и покачал головой:
– Прости. Не хотел сделать тебе больно. Сказал не подумав.
– Знаю, папа. – Я посмотрела ему в глаза. – Можешь говорить о ней, если хочешь.
– Нет, – криво усмехнулся он. – Поговорим лучше о тебе, хорошо? – Он вернулся к столу и поставил кубок. – Не хотел бы тебя больше обременять. Хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Понимаю, за одну ночь этого не добиться, учитывая, что тебе пришлось пережить.
– Я все выдержу, папа, – улыбнулась я. – И у меня есть вопросы, на которые можешь ответить только ты.
– Вопросы? – Удивленно взглянув на меня, он снова взял кубок, осушил его и тут же опять наполнил из графина. Раньше он пил куда меньше, практически полностью воздерживаясь от вина, за исключением официальных приемов. – Ладно. – Он расправил плечи. – Задавай свои вопросы.
Я глубоко вздохнула:
– Почему ты уехал из Испании, даже не попытавшись со мной увидеться?
К моему облегчению, в словах моих не прозвучало упрека. Только теперь я в полной мере поняла, насколько сбило меня с толку его поведение и насколько я в нем нуждалась, стремясь пережить своего мужа и завоевать трон.
– Я думал, ты знаешь, – нахмурился отец. – Филипп меня вынудил. Угрожал вторгнуться в Арагон. У меня нет той полноты власти, которой я обладал вместе с твоей матерью. Даже будучи регентом, я все равно нуждался в поддержке грандов. А они целиком выступили на стороне твоего мужа.
– А Сиснерос? Он был твоим шпионом?
– Да. Он сообщал мне обо всем, вплоть до того заседания кортесов, где ты бросила вызов Филиппу. А потом по какой-то причине вдруг перестал писать.
– Ничего удивительного. Он пытался завершить то, что начал Филипп. Думаю, он сам хотел править Кастилией, возможно через своих сыновей.
– Не сомневаюсь. У старого стервятника наверняка рыльце в пушку, хотя сразу после моего приезда он явился ко мне и убеждал, что его единственная цель – защищать королевство. Собственно, большинство вельмож просили у меня прощения.
– Это у меня они должны просить прощения! – возмутилась я.
Отец кивнул, задумчиво глядя на меня.
– Они полагают, что я намерен вернуть себе регентство, но я ничего по этому поводу не говорил. В Кастилии теперь есть королева, и я ни на что не претендую.
Я молча слушала отца. Мне не хотелось настаивать, но я знала, что не успокоюсь, пока не услышу от него ответ – и только от него одного.
– Хочу спросить еще кое о чем, папа.
– Да?
– Ты… – голос мой сорвался, – ты приказал отравить Безансона?
Сама не знаю, почему я об этом спросила. Возможно, мне помогала очистить душу и отогнать страх мысль, что я, будучи дочерью своего отца, сделала лишь то, что было необходимо. Я знала: не поступи я так, Филипп уничтожил бы Испанию. Но я до сих пор просыпалась ночами в поту, снова видя собственные руки, хладнокровно растирающие травы в порошок и сыплющие его в вино, где тот мгновение клубился, словно дым, прежде чем раствориться в красной жидкости. Откуда я могла знать, что в страхе схваченные со стола травы помогут мне добиться цели, что достаточно будет всего двух кубков, чтобы навсегда освободиться от тирании Филиппа? Откуда у меня нашлись силы убить собственного мужа?
Отец шагнул ко мне:
– Ты и правда считаешь, что я способен на такое?
– Он сказал, что его отравили. Я слышала, как он говорил Филиппу. И Филипп ему поверил.
Взгляд отца стал жестче.
– В таком случае твой муж был почти такой же дурак, как и тот старый архиепископ. Мне все равно, кто и во что поверил. Но, отвечая на твой вопрос, – нет. Я его не отравил. Хотя, да простит меня Господь, если кто и заслуживал подобного, то именно он.
Я с трудом сдержала свои смешанные чувства. Как я могла в нем усомниться? Неужели душа моя настолько омертвела, что я перестала верить собственному отцу? И все же от его ответа мне стало не по себе. Я поняла, что никогда не смогу рассказать ему правду, никогда не признаюсь в содеянном. Мне предстояло нести бремя вины всю жизнь, и лишь смерть могла ее искупить.
– Прости, – пробормотала я, отводя взгляд. – Я… я должна была спросить.
Наклонившись, он взял меня за подбородок:
– Безансон умер по воле Господа, а не моей, так же как и твой муж. Можно считать, справедливость восторжествовала.
– Да, – кивнула я. – Пожалуй, да.
– Вот и хорошо. Я бы не смог вынести, если бы ты подумала обо мне плохо.
Он отвернулся. Я думала, он хочет налить себе еще вина, но он вдруг сказал, стоя ко мне спиной:
– У меня к тебе тоже есть вопрос. Ты желаешь править как королева?
Я поколебалась, борясь с желанием ответить «да», сбросить груз с плеч и начиная с этого дня самой решать свою судьбу. Слишком многое мне пришлось испытать, чтобы в порыве гордыни совершить очередную, возможно, гибельную ошибку, особенно такую, которая могла стоить мне всего, за что я сражалась. Даже моя мать взошла на трон не одна. Она уже была замужем за отцом, который помог ей отвоевать у врагов Кастилию, и они начали править вместе. В Испании никогда еще не было одинокой правящей королевы.
– Да, я желаю править, – наконец ответила я. – Но знаю, что многие предпочли бы видеть на троне моего сына. Вы с мамой правили Кастилией много лет. Что посоветуешь?
Отец на мгновение задумался, затем коротко рассмеялся:
– Я не вправе кому-либо советовать. Слишком много ошибок я совершил. К тому же тебе слишком часто приходилось соглашаться с чужими решениями. Ты сама должна понять, что для тебя лучше.
– Что ж, ладно. Тогда как насчет дополнительного распоряжения?
– Распоряжения? – нахмурился отец.
– Да. Которое оставила мама. Там говорится, что ты будешь править Кастилией как регент, пока мне не пожалуют королевский титул. Оно ведь все еще действительно?
– Не знаю. – Отец потер бороду. – Изначально она составила его, опасаясь, что твой муж захватит всю власть. Но теперь, когда он умер… не уверен, что оно применимо.
– В таком случае что, если мы его изменим? Арагон и Кастилия должны остаться едиными. Я могу дать тебе главный пост в моем совете, папа. Тебе незачем снова уезжать. Мы можем править как отец и дочь, изгнать из Кастилии остатки фламандцев и созвать кортесы для моей коронации.
Он странно улыбнулся, едва изогнув губы:
– Хочешь сказать, ты не собираешься больше выходить замуж?
– Никогда. У меня есть мои дети и королевство. Больше мне ничего не нужно.
– Ты так говоришь, потому что устала. Но ты молода. Плоть рано или поздно свое возьмет.
