было не положила ногу на ногу и покачала одной ногой, но сдержалась, потому что знала, что он терпеть этого не мог.
– Ты хочешь спросить про свои рисунки? Если ты хочешь знать мое мнение, то я его выскажу: мне не нравится, когда женщины одеваются, как мужчины.
Она разработала модели костюмов и пальто, которые легко было сшить из бумажных тканей: их отличали прямые формы, гладкие и невычурные. И все же, как Мари полагала, они были не лишены элегантности и подходили женщинам.
– Нет, я хочу спросить тебя не об этом, папа. Я хотела бы поговорить с тобой о заработной плате.
Он сделал такое лицо, как будто она говорила по-русски. Мари поняла, что будет нелегко.
– Тебе не нужно ломать над этим голову. С момента появления фабрики я всегда порядочно платил своим рабочим.
Она придерживалась другого мнения. Однако сейчас было не время вести разговор о прошлом, поскольку можно было быстро скатиться к таким вещам, которые тут же свели бы разговор на нет.
– Если сравнить с машиностроительной или бумажной фабрикой, то это верно, – осторожно начала она. – Тем не менее я считаю, что рабочие там получают зарплату, с которой можно с голоду умереть. – Она испытующе посмотрела на Мельцера – он сидел неподвижно, держа за дужку свои очки и насмешливо сдвинув брови. Казалось, он чего-то выжидал. – Ты наверняка читал о беспорядках и забастовках, – продолжила она. – Я считаю, что именно нужда заставляет большинство рабочих выходить на улицы.
– В самом деле? – насмешливо вставил он. – Посмотрите-ка. Моя невестка произносит коммунистические речи. Может быть, ты и на собрания их ходишь? Или, взметнув кулак, побраталась со спартаковцами? Там в России – боже упаси – они свергли царя и провозгласили республику Советов. Республику, где у власти чернь! Да это же конец любой культуры. Они оскверняли церкви, убивали людей. А бабы там превращаются просто в гиен.
– А почему? – разволновавшись, воскликнула она. – Ну конечно же не потому, что людям было слишком хорошо. Из-за голода и нужды происходят такие перевороты. А ты видел, как выглядят бедные кварталы у нас в городе?
Теперь Мельцер покраснел, как рак, и она испугалась, что заставила его слишком сильно волноваться. Рассвирепев, он ударил кулаком по столу и заявил, что если бы его рабочие действительно нуждались, то он был бы последним, кто отказал бы им в надбавке к заработной плате. Он финансировал рабочий поселок. Детский сад. Да он заботился о своих работниках, как о своей семье.
– Тогда тебе следует повысить им зарплату до того, как им придет в голову потребовать эти деньги с помощью забастовки. Цены на продукты питания постоянно растут.
– Чепуха. Цены устанавливаются государством.
Мари пришлось сделать глубокий вдох, чтобы совладать со своим гневом. Неужели он действительно не знал, что большая часть продуктов продается «под прилавком», из-под полы? Нет, он не мог быть таким наивным.
– Насколько я могу судить по бухгалтерским книгам, мы вполне в состоянии повысить заработную плату рабочим и служащим.
– Ах, вот как! – усмехнулся он. – Вот почему ты так погружаешься в бухгалтерию! Моя дорогая девочка, твои романтические представления о счастливых рабочих, получающих высокую заработную плату, далеки от реальности. Если у них будет больше денег, это не значит, что они будут более довольны. Это только породит новые желания, бесконечную спираль. В конце концов они захотят прибрать к рукам все – всю фабрику, виллу, все наше состояние!
Боже, каким же он был твердолобым. Ах, если бы сейчас рядом с ней был Пауль! Он бы точно разделил ее точку зрения. Однако Пауль был далеко, и она должна была справиться со всем одна.
– Что происходит с прибылью, которая остается в конце месяца? – не отступала она.
– Нам нужен денежный резерв, – проворчал он. – Никто не знает, что нас ждет в будущем.
– Чтобы фабрика выжила, требуются предприимчивость, деловая хватка и трудолюбивые работники. Те, кто готов ради нас пройти сквозь огонь и воду!
– Вот именно, – злобно ответил он. – И именно поэтому мы не должны баловать наших людей. В противном случае они вполне могут потребовать больше, чем мы в состоянии заплатить.
Она так ничего и не добилась. Охваченная яростью, Мари встала, сгребла книги и понесла их в приемную, чтобы Хофманн передала их господину Брукману в бухгалтерию. Испуганное выражение лица Хофманн еще больше разозлило ее – ну конечно, обе секретарши подслушивали у двери и теперь знали о ее поражении.
Когда она собиралась вернуться в бюро Пауля, навстречу ей вышел Иоганн Мельцер с рассеянной ухмылкой на лице. Он что, подшучивал над ней?
– Теперь, когда ты, вероятно, захочешь продиктовать письма, я оставлю тебя, – сказал он. – Людерс, папку с документами на подпись уже приносили?
– Нет, господин директор! – воскликнула секретарша слишком рьяно. – Я пока только собиралась написать письма, которые ваша невестка… Но, конечно, я могу и сейчас…
Он шел к двери своего бюро странно короткими шагами. Мари бросилось в глаза то, как он неестественно держался, вероятно, что-то пряча у груди слева. Ах, ясно – во внутренний карман он засунул бутылку.
– Это не срочно, – сказал он. – Время есть.
29
Элизабет обзывала себя дурой, но каждый раз, когда она оказывалась здесь, на этой дороге, ее сердце учащенно билось и успокоить его было невозможно. Вот она прошла мимо церкви Святого Иакова, потом повернула налево, дважды свернув за угол, – и вот она снова тут. Неподалеку от старой «Фуггерай» находился детский приют «Семь мучениц», побеленное известкой массивное здание с высокими узкими окнами. В таком же приюте жила Мари. С тех пор, как Элизабет стала частенько заглядывать сюда, она поняла, что у Мари было безрадостное детство.
У двери она потянула за старинный колокольчик, каждый раз издававший ужасный шум, потом подождала, безуспешно пытаясь справиться со своим волнением. Как все-таки это было смешно. Она была замужней женщиной, которая приехала сюда, чтобы исполнить свой долг перед отечеством – сделать пожертвование в пользу детей-сирот.
Дверь открыла одна из старших воспитанниц, тоненькая бледная тринадцатилетняя девочка, которая тут же низко поклонилась.
– Добрый день, Целестина. Как твои дела?
– Большое спасибо, фрау фон Хагеманн. У меня все хорошо.
Элизабет не нравилась покорность, которую проявляли некоторые дети постарше. Она слишком хорошо знала, что именно те, кто делал нижайшие поклоны, всегда оказывались худшими носителями порока. Бывшая начальница этого заведения, фрау Папперт, была просто настоящей ведьмой, жестоко властвовавшей над бедными детишками. После того, что Элизабет узнала за это время, ее уважение к Мари чрезвычайно возросло, ведь она смогла дать отпор этой дьяволице. В глазах Элизабет она сразу выросла.
Элизабет нежно погладила девочку по гладким волосам, заплетенным в две косички. Она успела заметить, что большинство этих детей любят прикосновения, особенно малыши, они буквально тянутся к чужой
