не пойдет.
Вздохнув, она скомкала бумагу. Рядом, в детской, раздался крик маленькой Хенни, и какой-то твердый предмет ударился о стенную панель. Хенни завопила еще громче и яростнее. Она была самой младшей из троих, но обладала выдающимися энергией и звонкостью голоса. Маленькая Додо, ее солнышко, была добродушна и почти всегда уступала ей, только Лео не подчинялся крикунье, незамедлительно демонстрируя свое физическое превосходство. Однако пока ему это мало помогало, поскольку Роза была на стороне Хенни.
Мари подождала, пока шум утих, взяла новый лист и начала все сначала.
…о нас писать почти нечего. Дети здоровы и растут, Додо недавно перенесла простуду, Лео разбил колени, но все уже зажило. Мама чувствует себя неплохо, она передает тебе привет, папа тоже в порядке, хотя работа на фабрике отнимает у него много сил. К счастью, я уговорила его ходить туда через день. Производство бумажных тканей идет полным ходом, но пока мы не можем выпускать их в таком количестве, чтобы удовлетворить все запросы. Я придумала несколько новых рисунков для тканей и предложила Китти не стесняться и тоже изложить свои идеи на бумаге. Пока, к сожалению, безрезультатно.
Она откинулась на спинку и подумала, не написать ли несколько слов о Китти. К сожалению, хороших новостей было мало. После выкидыша Китти несколько недель лежала в комнате без света и никого не хотела видеть. В конце концов Мари дала ей понять, что так дело не пойдет. У нее нет права отдаться своему горю целиком и полностью. У нее есть ребенок, маленькая дочь – неужели ей нет никакого дела до нее? После этого Китти стала появляться на завтраках, снова начала принимать участие в жизни семьи и заботиться о Хенни. Однако она совершенно утратила свой прежний нрав, свой живой, бурный темперамент. Китти бродила по вилле, словно тень самой себя, бледная, молчаливая и почти всегда с зареванными глазами.
Китти мужественно пытается перенести постигшую ее тяжелую утрату. На прошлой неделе мы с ней были на собрании благотворительного общества, где она проявила желание активно участвовать в запланированных мероприятиях.
Это, хотя и было большим преувеличением, должно обрадовать Пауля. Она с большим трудом отговорила Китти наголо остричься, чтобы отдать свои волосы на нужды войны. Женские волосы принимались повсюду – для изготовления прокладок-уплотнителей и приводных ремней. Кроме того, солдатам на фронт собирались и отправлялись всевозможные «любовные подношения»: от кожаных нагрудных мешочков, шерстяных напульсников, подтяжек, трусов и пивных кружек до ликеров, сигар и шоколада.
На прошлой неделе до нас дошло письмо из Бранденбурга от Эрнста фон Клипштайна. К всеобщему удовлетворению, он уладил все свои дела, брак расторгнут, развод будет скоро оформлен, так что Адель снова сможет выйти замуж. Поскольку Эрнст считает себя неспособным по состоянию здоровья управлять имением и конным заводом, договорились, что он передаст имение жене и сыну. На сына он оформил документы как на наследника поместья. Какими будут планы Клипштайна на будущее, он не пишет, но боюсь, что он снова захочет поступить на военную службу. В связи с этим я еще раз сердечно пригласила его к нам на виллу.
Она чувствовала угрызения совести, потому что втайне испытывала облегчение от того, что фон Клипштайн не принял приглашение Пауля. Конечно же, ей было жаль беднягу: он не только перенес тяжелое ранение, но и потерял личное счастье. Однако его пылкое обожание действовало ей на нервы. Что ж, она проявила свою добрую волю и пригласила его еще раз, хоть и не предполагала, что он действительно приедет.
К нашей общей радости, вернулся и Густав: в один прекрасный день, не известив нас заранее, он появился на пороге виллы. Взрыв гранаты лишил беднягу левой ноги, но ему сделали деревянный протез, с помощью которого он довольно ловко передвигается. Августа была вне себя от радости, я дала ей три выходных дня, чтобы они достойно отпраздновали воссоединение. Вместе со своим отцом Густав собирается обустроить заднюю часть парка – хочет превратить ее в большой огород. Теперь они копаются в земле не одни, им помогает Гумберт, втроем они развели аптекарский огород с пряными травами, так что к концу следующего лета будем пожинать плоды их кропотливого труда. Тогда мы соберем такой урожай картошки, репы, капусты и редиса, что будем жить как в сказке.
Она улыбнулась. Паулю понравится, что Густав так рьяно взялся за работу. На мгновение она задумалась, не написать ли еще пару слов про Гумберта, но все-таки не стала. В сущности, ничего не изменилось: ничто не мешало Гумберту усердно служить. Три средних пальца на правой руке не сгибались, но он на удивление хорошо с этим справлялся. Однако с ним случались, в любое время дня и ночи и без видимой причины, странные приступы помешательства, когда он как бы выпадал из реальности. Тогда он начинал дрожать всем телом, съеживался и куда-нибудь заползал. Несколько раз Густав находил его в своей комнате, под кроватью, а потом выманивал оттуда, но чаще всего он прятался на кухне под большим столом.
Мари поговорила с доктором Штромбергером, который теперь работал в лазарете вместе с доктором Грайнером. Штромбергеру было уже за пятьдесят, он переехал с женой в Аугсбург и снял квартиру. Помимо работы в лазарете у него была и частная практика. Он прописал Гумберту в качестве успокоительного бром, но это не принесло большого успеха.
Так что все у нас идет своим чередом, и мы желаем только одного: чтобы наше многострадальное отечество наконец-то заключило мир. Уже три долгих года длится эта война, которая, как мы все сначала предполагали, закончится через несколько месяцев. Дорогой Пауль, я даже не знаю, когда дойдут до тебя эти строки и где ты в это время будешь, но все же я твердо верю, что мы скоро снова увидим друг друга. Моя любовь к тебе сильнее всех страданий, причиненных этой войной, ты мой, и я не отдам тебя, я найду тебя, где бы ты ни был. Ты со мной каждую ночь, как будто никогда не покидал меня. Я чувствую твои руки, обнимающие меня, и вижу улыбку на твоих губах.
Мари.
Она перечитала последние строки и подумала, не звучат ли они глупо или напыщенно. Однако она была уверена, что Пауль правильно ее поймет: она прямо написала о том, что чувствовала. Она не могла выразить свои эмоции иначе – она же не поэт. Мари сложила письмо и вложила его в конверт, на котором жирным шрифтом было напечатано «Полевая почта», написала на нем фамилию Пауля и его подразделение и заклеила. Где бы ни был Пауль,
