Тип перестал улыбаться, и вид у него стал немного растерянный. Но совершенно точно он не испугался, не подумал подчиняться, стоял и глазел на меня, прижимая иконы к груди.
— Верни иконы, козел! — зашипел я достаточно громко. — Совсем борзый?
— Ты чего, братан? — наконец произнес тип. — Я их домой несу.
— Какой домой! — Отец Сергий должен был нас услышать, хотя я не сказал бы, что желал бы его вмешательства, поэтому орать перестал. — Положи, где взял, быстро!
— Да чего ты вопишь-то? — абсолютно спокойно спросил гопник. — Отец Сергий сказал, что одну посмотреть надо.
Я против воли сбавил обороты.
— А? — глупо переспросил я.
— Да я в задней комнате работал! — объяснил гопник. — Эскизы делал для росписи. Храм я помогаю восстанавливать, чудило. Что, непохож?
И это еще мягко говоря! Но для вора он был или слишком нахален, или слишком хорошо притворялся.
— Как тебя звать-то, борзый?
— Дмитрий, — буркнул я, смущенный довольно сильно. В людях я как не умел разбираться, так, пожалуй, и не научился бы никогда. Сначала Иван с его картами и разоренным логовом, теперь верующий гопник, так и самому недолго умом тронуться, вздохнул я про себя. — А что я еще должен думать? Я иконы принес, ты их тащишь. На тебе, прости, не написано, кто ты такой.
— А-ха, ну да, — опять расплылся в улыбке гопник. — Я Фома.
— Что, правда?
Гопник залился смехом как ребенок.
— Чего ты ржешь? — обиделся я, хотя смеялся он по-доброму.
— Да смешно же, — фыркнул он. — Фома — я, а неверующий — ты. Имя у меня такое. Мирское. Погоди, я отцу Сергию скажу, что ухожу. И зря ты так орал, между прочим, он плохо слышит. Если ты не заметил, у него слуховой аппарат. На, подержи.
Фома подошел, вручил мне иконы, а сам скрылся в церкви. Я обратил внимание, что он трижды перекрестился перед тем, как войти. Это было достойное завершение сегодняшнего дня. Правда, я не был уверен, что день можно было счесть законченным — и я оказался прав.
Фома обернулся быстро.
— Ты не куришь? — сурово спросил он.
— Нет…
— Хорошо, — одобрил Фома. — А то мне с курящими держаться еще сложновато. Полгода уже не курю, — похвастался он. — И не пью.
— А раньше?
— Раньше… — он невесело усмехнулся. — Раньше я чего только ни принимал. Разве что «тяжелые» не пробовал — у меня от них братан помер.
— Ты послушник? — Меня бы это уже не удивило.
— Нет, что ты. Пока просто помогаю. Не уверен, что вообще смогу, хотя хотел бы. Отец Сергий меня спас.
— Жрать, небось, хочешь? Пошли ко мне, у меня сегодня скоромное есть. Не местный?
— Нет. — Я и не подумал отказываться от предложения. День был богат на сюрпризы, я стольких необычных людей сегодня встретил, что меня раздирало любопытство.
— Тачка твоя? — продолжал Фома, забирая у меня иконы. Я обратил внимание, как он их держал — с благоговением, и вряд ли он притворялся — подобное сложно подделать, даже если иметь дело с таким — надо быть с собой честным — лохом, как я. — Оставь, потом заберешь. Тут никто ее не тронет. Церковь возле дороги, тут одни старики живут. Молодежь поуезжала, эх. Честно тебе скажу — не думал, что вообще на бабкину родину приеду, а видишь, как получилось…
Через десять минут я уже сидел на хлипком пластиковом стульчике во дворе покосившегося домишки, а Фома споро колдовал над мангалом. Над старым деревянным столом болталась электрическая лампочка, дававшая слабый неуверенный свет, и, насколько я мог разглядеть, хозяйству Фомы не хватало ловких рук бабы Лизы: травой все поросло не хуже, чем в моем собственном доме, и ходить можно быть только по кухонному пятачку, где растительность нещадно выдрали до земли.
— Меня такой шашлык Гиви-грузин научил готовить, — делился Фома. — Когда я ему на кухне помогал. Со всеми делами, — он щелкнул себя по горлу, — так посадил себе все, что меня даже с работ сняли. Надо делом заниматься, а я в корчах. Ну, а лечить тебя кто там будет? Да никто, кому ты нужен?
— Где? — спросил я, хотя и так уже догадался.
— На зоне, — махнул рукой Фома. — Сто двенадцатая, часть вторая, четыре года от звонка до звонка.
Это меня тоже не удивило, хотя я понятия не имел, что это за статья. Надеялся только, что не каннибализм. Фома поставил на горелку маленький чайничек и сел напротив.
— Сейчас пожарится, — он мечтательно закатил глаза, — и чай заварится. — Хорошо, правда?
Я кивнул, хотя и не был особенно с ним согласен. Но от мангала пахло восхитительно, так, что рот сам по себе наполнялся слюной.
— Я, как освободился, — рассказывал Фома, — домой пришел. А мать мне — позорище, урод, зэчара, даже на порог не пустила. Я к друганам — один по пьяни утоп, второй на лечении. Плюнул на все — и к бабке поехал.
— Так ты тут у бабки живешь?
— Нет, — покачал головой Фома. — Померла она давно, еще от отсидки моей, а мать ничего не сказала. Вот, дом только остался. Но я-то без ключей, без всего, поди докажи, что вообще родственник. Приехал, ну… открыть-то мог, если бы захотел, замок от честных людей, но — сам понимаешь. Я же уехал, даже паспорт не сделал, на левых автобусах сюда добирался. Неофициалы, им все равно, кого и куда везти. Как-то… не знаю, не хотел к старому возвращаться, что ли. Заброшенных домов тут везде полно, так и жил, только там, куда участковый не ходит… А потом, случайно, как-то от дождя в церкви спрятался.
История Фомы тоже напоминала мне что-то. Кажется, я ее читал — и не на одном уже форуме. Поэтому я хоть и кивал, но настроен был скептически.
— А где рисовать научился?
— А там же, — Фома кивнул куда-то в сторону, имея в виду зону, поднялся и пошел к мангалу. — О, готово уже. Говорю же, меня с работ поснимали. Кому нужно, чтобы я там загнулся? Явно не вертухаям. Ну вот я по книгам и учился, понемногу. Да разве это «умею рисовать»? Так, халтура.
Я был с ним не согласен. Конечно, я мало что понимал, но его работа в церкви мне очень понравилась.
— Не могу пока продолжать, — он вернулся, поставил на стол две треснутые, но чистые тарелки с шашлыком. — Желудок опять. Но это мне можно, это курица. Ладно, — он вздохнул, — мне нельзя. Но ради тебя, вот. Будь здоров.
Чокаться нам было нечем, но я в ответ тоже пожелал ему здоровья. Становилось все чудесатее и чудесатее… И курица оказалась вкусной. Почти без соли, только с приправами вроде укропа, но то ли способ приготовления был оригинален, то ли у Фомы руки росли откуда надо — мне кулинария не давалась, я даже пельмени мог испортить. Как бы голоден я ни был, но отдавал себе отчет: дело не в том, что я готов сожрать протухшего слона. Так что Фому я благодарил от души.
— А ты горазд лопать, — снисходительно заметил он, наливая мне чай. Я с сомнением отпил, но Фома и тут не подвел. Правда, пахло из чашки немного странно.
— Да это травы монастырские, — хмыкнул Фома, усмотрев на моем лице подозрительное выражение. — Говорил же тебе — я завязал. Не дурак же я тебя подсаживать.
С этим я мог бы и поспорить, но было лень.
— Значит, ты теперь решил тут остаться? — Я сомневался, что бывших заключенных о подобном расспрашивать можно, но Фома был настроен мирно, и я наивно рассчитывал, что какой-то мой нетактичный вопрос не превратит его в зверя. — При церкви?
— Решил, — кивнул он. — Хорошо тут. И на старое не тянет, и вообще. Понимаешь, я тут вдруг стал кому-то по настоящему нужен.
Я вопросительно посмотрел на него. О жизни гопников я не знал ничего, но мне всегда казалось, что это все же некая дружба… «на районе». Может быть, это было не так.
— Сначала на меня косились, конечно. Я же прошлое свое не скрывал. Но и отец Сергий ко мне хорошо отнесся, храм доверил, а за ним и остальные. Кому что починить, деревенские вообще народ крепкий, но здесь ведь и стариков полно, я имею в виду — кому за девяносто. Приготовить себе еду могут, а вот свинью зарезать — это уже извини…
При этих словах я чуть не поперхнулся.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Фома. — Это же деревня. Ага, первый раз страшно было. Хорошо, дед сам на ферме когда-то работал, руководил, без него бы не справился.
