— Не хочу успокаиваться. Я хочу уехать.
— Но ты не уедешь, следовательно, отлично можешь поучиться релаксации. — Войдя внутрь, Тэа указал на нетронутые таз с водой, мыло и полотенца. — Ты не мылась.
— Я не в настроении.
— Тебе нравится быть грязной?
Телли хотела было снова съязвить относительно общего состояния лагеря, но передумала.
— Если ты дашь мне возможность, я, пожалуй, вымоюсь сейчас.
— Пять минут.
— Почему так мало?
— Потому что скоро будет обед, и я сегодня обедаю с тобой.
Телли помылась очень быстро, но не потому, что у нее было всего пять минут. Просто вода остыла, а холодная ванна большого удовольствия не сулила.
Телли причесывалась, когда пожилой слуга явился с обедом. Сидя напротив Тэа, она обнаружила, что тот наблюдает за ней.
— Приятно видеть, что ты ешь, — сказал он.
— Понятное дело, ты же считаешь меня костлявой.
— Ты такая обидчивая. С тобой каждое слово становится причиной скандала.
— Просто у меня имеется собственное мнение.
— Я заметил. — Но злости в его голосе не слышалось, скорее… снисходительность.
Их взгляды встретились, Телли вспыхнула. Под влиянием момента подалась вперед.
— Можем мы начать заново? Попробовать еще раз?
Тэа откинулся на подушки.
— Зачем?
— Наши отношения не заладились, вот я и подумала, что нам обоим будет выгодно…
— Выгодно? — перебил он. Иронически поднял бровь. — Не слышал этого слова сто лет. Даже не представлял, что оно все еще входит в английский язык.
Телли сжала зубы. Как он умеет испортить самое прекрасное настроение!
— Не понимаю, почему бы его не использовать. Превосходное слово.
— Вполне возможно.
Ее пальцы стиснули ручку чашки. С чего она взяла, что ей может быть приятна его компания?
— Проблема, — Телли говорила медленно, стараясь обуздать растущее раздражение, — в том, что мы не очень хорошо начали и можно было бы попробовать снова.
— К чему?
Его взгляд обжигал. И хоть он не прикасался к ней, Телли ощутила растущее между ними напряжение.
— Я не понимаю тебя, — сказала она, с трудом сглотнув. Никогда ей не переспорить Тэа, если дать волю эмоциям. — Не понимаю.
— Что тебе надо понять?
Телли беспомощно всматривалась в его лицо.
— Я же говорила тебе, что я — фотограф. Говорила, что не работаю ни на кого, кроме себя самой. У тебя была возможность просмотреть мои снимки, но похоже, это тебя не интересует. Ты отказываешься мне помочь.
— Но я уже помогал тебе.
— Как? — недоуменно спросила она.
— И потому, — продолжил Тэа, не утруждая себя ответом, — зачем нам начинать снова, если то, что мы знаем — правда?
— Но, возможно, не совсем правда. Вероятно, у тебя создалось обо мне ложное впечатление.
— Сомневаюсь.
В висках застучало. Поразительно, как ему удается за какие-то минуты вызвать у нее головную боль. Все из-за его излишней самоуверенности.
— Тэа, пойми! Я вовсе не та, кем ты меня считаешь.
— Кем же?
— Шпионкой!
Тэа негромко хмыкнул, его темные волосы упали вперед, закрывая лицо.
— Ты не согласна?
— Естественно, не согласна. Ну почему? Камера у меня неплохая, но не суперсовременная…
Телли продолжала злиться на Тэа, даже несмотря на то, что находила его ужасающе, возмутительно привлекательным. Если бы ей не нравились высокие, темноволосые мужчины! Был бы Паоло изящным блондином. Но нет, Паоло — бразилец. Откуда там взяться светлым волосам? Да и фигура мускулистая, словно высеченная из камня.
Но Тэа! Он выглядит на порядок крепче и мускулистее.
— Где ты выучил язык? — сердито спросила она. Телли возмущало, что его английский лучше, чем ее. — Говоришь безупречно.
— Ты уклонилась в сторону. Мы же обсуждали первые впечатления. Почему ты считаешь, что они неверны?
Он сменил тему, намеренно переведя разговор с себя на нее, заметила Телли. Хотя она бы не отказалась узнать о нем побольше. Скажем, женат ли? Есть ли дети? Давно ли он стал шейхом?
— Ты все спрашиваешь меня, а сам ничего не рассказываешь.
— Себя я уже знаю. А тебя нет.
— Но я тебя не знаю.
— И хорошо. Так лучше. — Он усмехнулся, блеснув белыми зубами. — Давно ты стала фотографом?
Остается лишь смириться с расспросами. Они предпочтительнее угроз.
— Около семи лет. Мне нравилось фотографировать еще в школе. Семейные портреты, снимки детей… И вот я здесь.
— В Северной Африке. Что за шутки!
— Мне не нравится работать взаперти. Я люблю простор.
— И потому ты уехала?
Она вздохнула, подбирая верный ответ.
— Я… Мне нужно было… Перемена… Мне требовалась перемена.
Тэа прищурился.
— Но для чего, если все и так было хорошо?
Губы Телли сжались. Он нарочно ее провоцирует.
— Не было хорошо. И потому я путешествую. Ясно?
— А дома ты живешь с семьей?
— Ни в коем случае. У меня мансарда. На площади Первых Поселенцев. Исторический район Сиэтла. Там галереи множества художников и фотографов.
— И твоя?
— Была раньше.
— И?..
— Я продала ее, чтобы приехать сюда. — Телли скрыла внутреннее беспокойство за улыбкой. Даже приобретя кое-какое имя как фотограф, она не смогла работать в студии. Всякий способен подобрать декорации, правильно выставить свет. На воле возможности куда шире.
Паоло сказал, что ей требуются сильные ощущения и риск, потому что она постоянно убегает от себя. Тогда это утверждение сильно раздосадовало Телли, но сейчас она поняла его справедливость. Девушка все еще пыталась понять, что значит быть счастливой.
— Я хочу получить свои диски обратно, — хрипло заявила она. — Знаю, что ты скажешь, но не принимаю такой ответ. Я не позволю тебе держать их у себя. Я неделями фотографировала детей в Египте, Марокко и Бараке. И не могу потерять сделанное только потому, что ты это не одобряешь. — Телли перевела дыхание и поспешила смахнуть слезы, пока они не пролились. — А если ты не отдашь их мне, то, выбравшись отсюда, я всем расскажу, что ты натворил. Пошлю информацию во все журналы, размешу на всех Интернет-сайтах. Как ты захватил меня в плен, удерживал в заложницах, угрожал, запугивал, отобрал мои снимки…
— А знаешь ли ты, что наши люди не приветствуют создание подобных изображений? — Его тихий вопрос заставил ее умолкнуть. Тэа наклонился, пристально глядя на нее. — Большинство из них питают отвращение к фотографам и камерам.
— Но никто не возражал, когда я их снимала, — тихо откликнулась она.
