Черт, нет.
Как правило, его сердце никак не реагировало, когда он держал в объятиях красивую женщину. И ему это нравилось. Но что-то в Чарли заставляло его хотеть обнимать ее и защищать, и этого желания стало достаточно, чтобы он оставил быстрый поцелуй на ее губах и отпустил ее.
— Шторм и Тайгер могут вернуться в любую секунду, а я отвлекаю тебя от работы.
В зеленых глазах сверкнула злость, прежде чем она моргнула, уничтожая все проявления эмоций, но ее разочарование все еще было ощутимо, когда она достала блокнот из заднего кармана и сделала вид, что что-то внимательно изучает.
Луке нужно было поддерживать свою репутацию плейбоя, которую он сам создал и за которую отчаянно держался, чтобы жить без эмоций и привязанностей.
И он сделает все возможное, чтобы все оставалось на своих местах.
Чарли зашла в магазин леденцов, не заботясь о том, следует ли Лука за ней.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не убить его. Она была образцом профессионализма, изображая интерес к Шторму и Тайгеру, которые присоединились к ним во время катания в вагончиках, но внутри вся кипела.
Но она не знала, на кого на самом деле злится — на себя или на него. Она была так близка к тому, чтобы снова позволить ему поцеловать ее, она почти просила об этом, позволив ему очаровать ее, обнять за талию, прижать к своему телу… Никто не был так близок. Никогда. Но когда Лука посмотрел ей в глаза, ей показалось, что он заглянул в душу. В тот момент по спине пробежал холодок — Чарли испугалась, что этот человек уничтожит весь мир, который она создала.
— Позволь, я угадаю — ты любишь мятные конфеты.
— Нет, я люблю анисовые леденцы.
Она полезла в сумочку, он остановил ее руку.
— Я заплачу — в знак благодарности за то, что ты позволила мне поехать с вами и отвечала на мои глупые вопросы.
В этом заключалась еще одна проблема: он задавал проницательные, умные вопросы о ее работе и о том, что входило в планирование тура для рок-звезды. Его интеллект делал его еще привлекательнее.
Чарли пробормотала «спасибо» и продолжила изучать большой выбор леденцов, краем глаза наблюдая за тем, как он очаровывает продавщицу за кассой.
Расплатившись, Лука отдал ей большой пакет анисовых леденцов и положил маленький пакетик в задний карман.
— Спасибо. А ты что купил?
Он подмигнул ей и сморщил нос:
— Секретный запас на тот случай, если у тебя все закончится, а ты разозлишься на меня, и мне придется чем-то тебя задабривать.
Она хмыкнула:
— Хороший план. Ты постоянно меня раздражаешь, поэтому мне кажется, нам он понадобится.
— Я не нарочно. Наверное, ты просто не привыкла к таким людям.
— Да, что-то в этом роде.
Ей бы очень хотелось, чтобы существовала вакцина против высоких загорелых плейбоев с русыми кудряшками и голубыми глазами. Она бы первая заняла очередь на прививку.
Чарли открыла пакет с леденцами, и в нос ей ударил сильный запах лакрицы, возвращая ей счастливейшие детские воспоминания. Очень редко, когда ее маму настигало особое настроение, воскресным утром она вела дочь на рынок в Сент-Килде, держа за руку и останавливаясь перед каждым прилавком, восхищаясь картинами и фресками, и сделанными вручную украшениями.
Маленький пакетик анисовых леденцов был редким гостинцем от мамы, которая была так поглощена собой, что большую часть времени даже не вспоминала о существовании дочери. И, несмотря на то что эти особенные воскресенья случались очень редко, Чарли часто вспоминала их, надеясь снова увидеть маму, которую она так сильно любила, но которая редко отвечала ей тем же. Когда Эйб, последний из длинного списка маминых ничтожных любовников, переехал к ним, она не ждала, что статус-кво изменится: мама будет поглощена своим приятелем и не станет обращать на нее никакого внимания. Но тем летом, когда ей исполнилось шестнадцать, все изменилось.
Она так и не смогла понять, что вызвало ее подозрения. Эйб постоянно флиртовал, он заговаривал с каждой юбкой, включая ее. И хотя она сама считала его омерзительным и старалась избегать, она заметила, как мама стала на нее смотреть. Ее мать ревновала, ревновала к собственной дочери, и через две недели она выставила ее за дверь.
«Убирайся и никогда не возвращайся!»
Даже сейчас, спустя десять лет, Чарли не могла забыть холодную решительность в голосе единственного человека в мире, которому она доверяла.
Она провела две недели на улице, пила дешевый кофе, ела сэндвичи и спала в сарае — в сарае Гектора, как потом оказалось, и, если бы он не оказался великодушным человеком, оплакивающим в то время гибель единственного сына, кто знает, как обернулась бы ее жизнь.
— Ты в порядке?
Она кивнула:
— Да, я просто проголодалась. — Она предложила ему пакетик с анисовыми леденцами, прежде чем положить один себе в рот. — Давай возвращаться, мне надо проверить приготовления к концерту.
Он не стал больше ничего говорить, но она замечала, как он время от времени бросал на нее взгляды, когда они шли к стоянке. Сев за руль, она повернулась к нему:
— Прекрати так на меня смотреть.
— Как — так?
— Как будто тебе есть дело.
Улыбка исчезла с его лица.
— А кто сказал тебе, что это не так?
Она не могла контролировать свою злость — на мать, на свои воспоминания, на то, что позволила себе волноваться о том, что думает Лука, и ударила ладонями по рулю.
— Прекрати. Парни вроде тебя не имеют никаких эмоций.
На мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнула обида.
— Это жестоко.
— Разве? — Она устала ото всех этих разговоров, от их заигрываний друг с другом. Они застряли вместе на две недели, и будь она проклята, если позволит ему пробраться в ее сердце. — Поправь, если я не права, но разве у нас не было маленького интимного момента. И что ты сделал? Ты убежал так быстро, что у меня до сих пор болит шея. И это значит, что у тебя есть эмоции? Справедливо.
Его челюсти сжались, прежде чем он заставил себя расслабиться и откинуться на сиденье.
— Не важно, справедливо это или нет, но почему эмоции должны все усложнять?
— Усложнять что?
Он покачал головой, и карамельные кудряшки погладили его шею.
— Теперь ты ведешь себя нечестно.
Он протянул руку и, поймав прядь ее волос, накрутил ее на палец.
— Не делай вид, что ничего не происходит.
Ее сердце сжалось от его напряженного взгляда, огонь желания сделал его глаза темно-синими.
— Мы двое свободных взрослых людей, которые вынуждены быть рядом. Добавь сюда еще и искру влечения.
