Он криво усмехнулся.
– То-то ты весишь всего ничего! Может, поужинаешь как все нормальные люди? Ты же не в смирительной рубашке и запросто удержишь вилку, ложку и нож.
– Да ты что! Я понимаю, что в деревне ужинают раньше, чем в городе. Но ведь сейчас только начало третьего.
– Я хотел сказать: может, поужинаешь сегодня со мной? Если тебя не будет шокировать урчание пустого желудка, то в часе мы сойдемся.
– О, господин Бервальд, извините, – сказала она с подчеркнутым сожалением. – Я уже обещала тете Биргитте поужинать у них. Она специально для меня готовит цыпленка и запекает яблоки в тесте.
Маргрит опустила ресницы и не заметила, как омрачилось при этом известии лицо Густава. Однако когда он заговорил, тон его был нарочито небрежным:
– Нет проблем, солнышко. Просто подумай над моим предложением.
Не просьбой, отметила она, а предложением. Как будто он честь ей оказывает. Впрочем, кто знает, может, так оно и есть?
Молодая женщина смотрела, как он неторопливо повернулся и зашагал по тропинке вдоль озера. Ей казалось, что нет на свете походки более ловкой и изящной.
Обернувшись, Густав небрежно отсалютовал и крикнул:
– Спасибо за прогулку по озеру, Маргрит!
Привет твоим родственничкам!
И она невольно подумала, что они ее встретят знакомыми словами «Боже праведный, совсем отощала девочка!».
Тропинка давно уже опустела, а Маргрит все стояла на том же месте, охваченная сложными чувствами. Потом тряхнула головой и отогнала их прочь. Ей предстоит навестить родственников, и, в конце концов, кто такой для нее этот Густав Бервальд? Она его толком не знает. Даже продолжать поверхностное знакомство и то не имеет смысла, ведь она уедет через неделю.
Он довольно мил, потому что естествен. Да и давно уже она не встречала мужчину, настолько привлекательного внешне. Но воскрешать из-за этого давнее детское увлечение соседским парнем ей сейчас хотелось меньше всего на свете.
Маргрит провела очень приятный вечер с родственниками. Деревенская кухня тетки Биргитты оказалась на высоте, а безыскусный уют их дома был, по-видимому, лучшим лекарством от ее тревог. Но пока дядя Мартин говорил что-то про налоги и про цены на треску и балтийскую сельдь, ее мысли нет-нет да и сбивались на Густава. Каким был бы их совместный ужин?
Куда бы он ее повел?..
В эту ночь она уснула, улыбаясь молодому человеку, которого вообразила растянувшимся на корме лодки. Она беспокойно ворочалась во сне: ей снились королевские замки, Карл Сергель, вид родного острова с высоты телевизионной башни Какнасторнет, и юный Густав Бервальд, окруженный мокрыми после купания красотками…
Вставать не хотелось, но день обещал быть жарким, и, хотя было только семь часов утра, в домике становилось душно. Маргрит поняла, что все равно больше не заснет. В последнее время она помногу спала – в этом отчасти проявлялась ее реакция на прежние неприятности, как сказал бы психоаналитик. Ха-ха-ха, это же дураку понятно! Молодая женщина вновь напомнила себе, что к услугам специалиста обратилась только после того, как заметила, что по любому пустяку ударяется в слезы. Но сейчас-то она смеется!
Болезнь вроде бы начала отступать.
Весь нескончаемо долгий день она провела за рыбной ловлей. Рыба клевать не хотела, но Маргрит упрямо бороздила озеро из конца в конец, и в итоге ей удалось вытащить одну рыбешку. Когда она сражалась с плитой, пытаясь ее разжечь, на извилистой грунтовой дороге, ведущей через лес к поляне, на которой стоял домик, послышался шум автомобиля.
Выглянув в окно, Маргрит увидела, что Густав высунулся из высокой кабины своего грузовичка и приветственно машет ей рукой.
– Всех переловила? Оставь немного браконьерам!
– Кого переловила? Вся рыба куда-то пропала, или ее умудрился выловить дикий кот, – раздраженно отозвалась молодая женщина. – Ты как раз вовремя, помоги мне справиться с этой чертовой плитой.
– Почему с чертовой?
Густав разжег огонь с такой легкостью, что Маргрит устыдилась. Не к лицу женщине быть такой беспомощной, островные хозяйки посмеялись бы над ней.
– Что ты собираешься жарить, бифштекс? – поинтересовался он.
– Нет, рыбу. – И Маргрит показала крохотного окунька, пойманного старой удочкой.
– Вижу, мне придется прежде здорово потрудиться, если я захочу поесть. Неудивительно, что ты такая тощая.
Он окинул ее взглядом. Маленькие груди отчетливо вырисовывались под ажурной блузкой, которую молодая женщина сегодня надела с тайной мыслью понравиться Густаву, если тот ненароком окажется у ее порога.
– Это называется стройная, а не тощая, – сообщила Марфит надменным тоном, приняв позу модели на обложке модного журнала, но глаза ее блестели от радости, что он снова рядом.
– Не вижу разницы, – проворчал Густав, обхватывая ее за талию сильными руками. – Если бросить тебя за борт, даже круги не пойдут, уйдешь, как острога, глубоко в ил.
Она со смехом замолотила кулаками по его плечам, борясь со странным ощущением внутреннего восторга, который охватывал ее всякий раз, как Густав к ней прикасался.
– Помнится, ты всегда был крепенький, как и твои подружки, – сказала Маргрит, переводя дыхание. – Кстати, а что стало с той простушкой, которая все время визжала: «Ой, Густав! Ой, не могу!»?
– Я женился на ней.
Маргрит безвольно уронила руки и умоляюще взглянула в глубокие синие глаза невозмутимого Густава.
– Как?!
– Ну, как люди женятся, очень просто. Повел ее к алтарю. А теперь я хочу наловить себе рыбы на ужин, а значит, сидеть сложа руки не придется. Кстати, мне сдается, что в это время дня не повредит и выпить чего-нибудь покрепче, чем пиво или вода в кувшине, а?
Маргрит протерла стол во дворе и вынесла из дома переносную жаровню. Когда-то с такими жаровнями рыбаки выходили в море на своих лодках, теперь они стали музейной редкостью.
Когда пламя исчезло и пышущие жаром угли начали остывать, она подошла к озеру, где Густав удил рыбу, и увидела, что он уже вытащил трех окуней фунта по два каждый.
– А жена не будет тебя ждать?
– Не будет.
Маргрит не уходила от Густава, стояла и молча смотрела на воду.
– Мы с ней развелись несколько лет назад, – наконец пояснил он.
Взмахнув спиннингом, Густав забросил крючок чуть ли не на середину озера и стал осторожно подергивать леску. Мгновенно вода на поверхности забурлила и началось сражение. Маргрит, сев на поваленный бурей ствол ивы, восхищенно смотрела, с каким терпением и мастерством Густав вываживает крупную рыбину. Иногда ей казалось, что тонкое, как прутик, удилище вот-вот сломается под бешеным напором. Но в конце концов рыбина оказалась в умело подставленном сачке.
