Лорелей подняла голову и посмотрела Майклу в глаза.
– Я получила далеко не все, о чем мечтала.
Она сказала это мягко, почти шепотом. Но для Майкла ее слова прозвучали громко и отчетливо.
Он считал, что зола, оставшаяся от их романа, давно уже остыла. Но когда Лорелей взглянула на него снизу вверх, а он посмотрел сверху вниз в эти огромные серебристые глаза, Майкл почувствовал, как разгораются угольки от старого костра.
– И не одна ты. – Он вернулся к столу и собрал в кучку картошку на позолоченном блюде. – Тебе станет лучше, если ты немного поешь.
– Я сказала тебе, что должна следить за весом.
– Предлагаю уговор. Ты съешь ровно столько, чтобы не чувствовать слабости, а за твоим весом буду следить я.
Она взяла кусочек картошки и съела. Наклонив голову, внимательно посмотрела на Майкла.
– Ладно. Раз Эрик нанял неустрашимых братьев О'Мэлли охранять меня, я предоставлю тебе и Шейну заботиться обо всем.
– Именно за это нам и платят, – согласился Майкл.
– И совсем не плохо, как я слышала.
– Ты, несомненно, того стоишь. Она не могла сдержать улыбки.
– Несомненно. – Успокоившись, она взяла еще картошки. – Можно мне кетчупа?
Он поставил блюдо на столик возле кресла.
– Ситуация выходит из-под контроля. Лорелей взяла в рот кусочек картошки, густо покрытый кетчупом, и жгучий вкус соуса пробудил в ней воспоминания о тайных поездках с Майклом в рыбачий домик его дяди Клода на берегу залива.
Она выпила холодной воды, чтобы остудить язык.
– Я привыкла к мысли, что в том деле, которым я занимаюсь, случается всякое. Но такое… – Она покачала головой. – Речь идет о моей жизни, Майкл. Я очень старалась, чтобы моя личная жизнь оставалась… личной. А он… мешает этому.
– Я знаю.
Из-за неожиданно охватившего его желания притянуть Лорелей к себе, погладить по спине, прижаться губами к шелковым душистым волосам и ощутить ее тепло Майкл снова сел за стол и вонзил зубы в горячий сочный кусок чизбургера. Тщетные старания.
– Я не разочарую тебя, Лорелей, – решительно заявил он.
Те же самые слова он произнес десять лет назад. В ночь перед ее отлетом в Лос-Анджелес. Он обещал ей тогда, что они поженятся. У них будет свой дом, будут дети. Но к тому времени, как она вернулась домой на День благодарения, он благополучно забыл и ее, и клятвы, которые они дали друг другу в одну звездную лунную ночь.
– Я обязательно поймаю его, Лорелей, – донесся до нее низкий голос.
Она подняла на Майкла глаза.
– Я знаю, – сказала она.
К своему удивлению, Лорелей прикончила не только жареный картофель, но и капустный салат. И лишь слабо запротестовала, когда Майкл заказал еще две порции хлебного пудинга.
– Если я буду продолжать так есть, костюмерша убьет меня, – простонала Лорелей.
– Побегаешь подольше утром, – сказал Майкл, пожав плечами. Он понимающе наблюдал за тем, как она с наслаждением облизывает ложку с остатками сладкого соуса.
Ничего удивительного, что он знал о ее утренних пробежках. Но с давней привычкой Лорелей пришлось расстаться, когда стали приходить те неприятные письма. Теперь она занималась танцами и аэробикой в своей гостиной.
– Мне нужно будет бежать до Батон-Ружа и обратно, чтобы не поправиться. Это же не тебе придется натягивать на себя костюм для стриптиза.
– Костюм для стриптиза? – Майкл нахмурился. – Я думал, у тебя положительная роль.
– Так и есть. Но моя героиня тайно работает стриптизершей, чтобы понять характер, который описывает в своей книге.
Хотя Майкл настаивал на том, чтобы шторы на окнах были все время задернуты, а ее биологические часы немного сбились во время перелета на восток, Лорелей почувствовала, что надвигается вечер. Ветер усилился. Она слышала, как листья банановых пальм, росших во дворе, начали биться о стекла.
– С залива надвигается шторм, – сказал он, словно прочитав ее мысли.
Стало быть, ее нервозность вызвана не только присутствием Майкла. Она почти ощущала наэлектризованность искусственно охлажденного воздуха в роскошном номере. Хотя она родилась и выросла в Новом Орлеане, здешние грозы всегда приводили ее в трепет, как Мэгги из пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше».
– К утру все должно стихнуть. Помнишь ту ночь, когда ураган, который по прогнозу должен был ударить во Флориде, обрушился вместо этого здесь?
– И нам пришлось провести всю ночь в домике твоего дяди, – кивнула она. Это воспоминание, так же как и многие другие, связанные с Майклом, было для нее одновременно и радостным, и горестным. Но больше радостным. – Я была напугана до смерти.
– Я тоже.
– Ты тогда испугался?..
Он так хорошо это скрывал, успокаивая ее, вытирая ее почти истерические слезы, уверяя, что не позволит, чтобы с ней что-то случилось…
– Это был адский шторм, – напомнил он.
– Но еще страшнее был тот, что разразился, когда мы вернулись домой.
– Я подвергал тебя опасности, когда взял с собой на уик-энд. Твой отец имел все основания оторвать мне за это башку.
– Отец никогда никого и пальцем не тронул. Прибегать к насилию всегда было ниже его достоинства. Хотя я предпочла бы, чтобы меня по старинке выпороли, вместо того чтобы посадить под домашний арест до конца лета.
– И тебя, и меня – нас обоих посадили, дорогая.
– Интересно, тот здоровенный дуб еще стоит под твоим окном?
Лорелей вздохнула.
– Несколько лет назад у него начали гнить корни. Мама писала мне, что они истратили целое состояние, чтобы его спасти, но процесс зашел слишком далеко.
– Жалко.
– До сих пор не могу поверить, что именно ты влезал ко мне в спальню каждую ночь.
– Не забывай о силе мужских гормонов в подростковом возрасте, – сказал он, усмехнувшись. – Я с ума сходил по тебе, Лорелей. Меня даже не страшил гнев твоего отца.
Этот разговор живо, в подробностях, напомнил им те долгие жаркие безмолвные нежные встречи. Лорелей никогда не испытывала сожаления о содеянном. В глубине души она хотела полной физической близости с Майклом.
– Ты говорил мне, что я стала наваждением, – напомнила она.
Они тогда лежали в ее постели. Мягкие игрушки были сброшены на пол. На ней была хорошенькая розовая пижама в горошек, на нем – полинявшие джинсы, оттенявшие загоревшую дочерна от работы на солнце голую грудь.
Лорелей хорошо помнила, как при взгляде на него у нее кружилась голова. И сейчас немного кружилась – от этих воспоминаний.
– Так и было. – Наваждение. Слово это повисло в сгущавшемся воздухе. – Я бы прошел тогда через пламя ада, только бы быть с тобой, Лорелей. И с радостью принял бы муки. И мне, как никому, понятно, что происходит с твоим преследователем. Ты не выходишь у него из головы… ни днем, ни ночью. И поэтому, – добавил Майкл, поднимаясь со стула, – он непременно совершит ошибку. Он на пределе и не сможет больше соблюдать дистанцию.
