— Вы придете завтра? — быстро спросил Антуан. — Завтра, в то же время?
Ему казалось, что он не будет знать ни минуты покоя до тех пор, пока точно не будет знать, когда вновь сможет заключить ее в свои объятия. Она кивнула. Внезапно ему стало так спокойно, что он даже спросил себя, а так ли необходимо это свидание. Он был начитан и знал из книг, что тревога похлеще ревности подгоняет страсть. К тому же он знал, что стоит протянуть ему руку, прижать Люсиль к себе, прямо здесь, посреди салона, и разразится скандал, случится непоправимое. Уверенность в том, что так и будет, удерживала его руку, доставляла небывалое наслаждение: у него была тайна, и он скрывал ее.
— Ну что, детки? А где остальные?
Они вздрогнули, услышав звонкий голос Клер. Она дотронулась до плеча Люсиль и смотрела на Антуана с таким видом, словно попыталась представить себя на ее месте и очень преуспела в этом. «Итак, покажем номер женской солидарности». К своему удивлению, Люсиль даже не рассердилась. Действительно Антуан был очень красив, когда у него такой смущенно-решительный вид. Нет, он очень рассеянный человек и не сможет долго лгать. Человек, созданный для того, чтобы читать, бродить по ночным улицам, молчать, заниматься любовью. Нет, он не создан для светской жизни. Еще меньше, чем она сама. Ее безразличие, беззаботность были как бы скафандром, спасавшим от светских интриг.
— У этого Уильяма, хозяина дома, есть картина Болдини, — ответил Антуан. — Шарль и Диана отправились посмотреть на нее.
Он подумал, что впервые назвал Блассан-Линьера по имени. Когда обманываешь кого-нибудь, то почему-то всегда скатываешься на фамильярность. Клер излишне восторженно воскликнула:
— Болдини!? Это же такая редкость! Где Уильям его отыскал? А я даже и не знала, — добавила она обиженно, как всегда, когда ее безупречная система информации давала сбой. — Наверняка его обманули при покупке. Только американец может решиться купить Болдини, не проконсультировавшись с Сантосом.
Мысль о глупости и неосмотрительности бедняги Уильяма несколько ободрила ее. Она перенесла внимание на Люсиль. Что ж, кажется, настало время заставить малышку расплатиться за дерзость — молчание, нежелание соблюдать правила игры. Подняв глаза на Антуана, Люсиль спокойно улыбалась. Улыбалась уверенно. Да, именно это слово — «уверенно». Так улыбаться, глядя на мужчину, может только женщина, которая занималась с ним любовью. «Но когда, когда, черт возьми, они успели?» Мозги Клер заработали с ужасающей быстротой. «Так, так, сейчас поглядим. Три дня назад, на обеде… между ними еще ничего не было. Это произошло днем. Теперь по ночам в Париже никто не занимается любовью. Все так устают к вечеру… А потом, у этих двоих есть с кем трахаться по ночам. Неужели сегодня?» Вытянув нос, она смотрела на них заблестевшими глазами. С тем страстным, почти безумным любопытством, свойственным лишь женщинам, она стала пожирать их глазами в поисках следов недавно испытанного наслаждения. Люсиль тут же поняла это, и несмотря па все попытки удержаться, разразилась смехом. Клер отступила назад, выражение гончей, напавшей на след, сменилось более спокойным, как будто говорившим «все понимаю, все принимаю». Но, к сожалению, этого никто не заметил.
Потому что Антуан смотрел на Люсиль и смеялся. Ему было приятно смеяться с ней, видеть, как она смеется. Ему было приятно сознавать, что завтра вечером, лежа в его постели, усталая и счастливая после любви, она объяснит свой неожиданный смех. И он не спросил: «Почему вы смеетесь?» Вот так и узнаются тайны: один промолчал, не задал вопроса, другой сказал безобидную фразу, понятную только двоим влюбленным, но ставшую слишком заметной для остальных… И первый же свидетель совершенной Антуаном оплошности, по их смеху и счастливым лицам понял все. Они почувствовали это, но были слишком счастливы теми минутами свободы, что подарил им Болдини, минутами, когда можно, не опасаясь причинить боль тем двоим, смотреть друг другу в глаза и смеяться. И присутствие Клер, да и всех остальных, их догадки, лишь усиливали ощущение счастья, хотя Люсиль и Антуан не признались бы в этом даже себе. Они чувствовали себя детьми, которым что-то запретили взрослые, но они совершили это что-то, а наказание еще не последовало.
Диана уже пробиралась сквозь толпу обратно. Ей постоянно приходилось останавливаться, поворачиваться, отвечать на приветствия и комплименты знакомых и друзей, которые целовали ей руки. Но она тут же выдергивала руку, и, даже не отвечая на галантности, резкими движениями бросалась вперед, туда, где стоял Антуан. В шумном гуле голосов: «Как поживаешь, Диана?» «Как вы прекрасно выглядите, Диана» «Откуда такое великолепное платье?» — она упрямо прокладывала себе путь, словно путешественник через густую сельву. Туда, вперед, где она оставила свою любовь с этой девицей, которой он так интересовался в последние дни. Она ненавидела Шарля за то, что тот потащил ее в другой конец салона, Уильяма за бесконечный и путаный рассказ о том, как он покупал картину. Ну конечно, он приобрел ее за гроши: продавец был глуп, как пробка, и ничего не понимал в живописи. Как это все надоело. Ее раздражала манера богатых людей во всем видеть лишь бизнес. Выгадать на всем: выцарапать скидку у портных, дизайнеров, торговцев и даже у Картье. А потом публично похваляться этим. Нет, она не такая. Слава Богу, ей не нужно, как другим женщинам, обхаживать своих поставщиков. У нее есть средства получать все иначе. Об этом стоит поговорить с Антуаном: вот он будет смеяться. Светская жизнь всегда его забавляла. Он цитировал по этому случаю Пруста, да и многих других, чем слегка злил ее: у нее было мало времени для чтения. А вот малышка Люсиль, наверное, читала Пруста, это видно по ее лицу. Но надо быть справедливой: с Шарлем у нее было вдоволь времени для чтения. Диана резко остановилась. «Господи, — подумала она. — Я становлюсь вульгарной. Ну почему? Разве нельзя стареть, не становясь при этом вульгарной?» Она страдала. Она улыбнулась Коко, кивнула в ответ Максиму, который непонятно почему подмигнул ей, преодолела десять улыбавшихся препятствий… Да, она преодолела самую настоящую полосу препятствий, лишь бы добраться до Антуана. А Антуан стоял и смеялся, смеялся своим красивым, низким голосом. Нет, она должна заставить его замолчать. Она сделала шаг вперед… и закрыла глаза, настолько ей стало легче. Он смеялся с Клер. Люсиль стояла к ним спиной.
— Какой утомительный вечер, — заметил Шарль. — Пьют все больше и больше. Ты не согласна?
Машина медленно двигалась вдоль набережной. Шел дождь. Люсиль, как обычно, склонила голову, прижавшись виском к дверце. Мелкие капли дождя падали ей на лицо. Она вдыхала запах Парижа, ночи, апреля… Она вспомнила, как онемело лицо Антуана, когда пришло время прощаться. Прошло уже полчаса, а это воспоминание продолжало приводить ее в восторг.
