— Может, вам чаю? — вдруг вспоминаю я. Хозяйка года, блин.
Антон вдруг переводит взгляд на пустые тарелки, из которых ели дети, и смущенно улыбается.
— У вас случайно не найдется еще одной тарелки супа? Я с утра ничего не ел. Позавтракать не успел, а потом из школы позвонили насчет Макса, так некогда было.
— Да-да, конечно!
— Вы не думайте, я вам потом продуктов привезу, — будто извиняется гость.
— Да ладно вам, — машу рукой я и вскоре ставлю перед Антоном полную тарелку.
Потом нарезаю хлеб и кладу на тарелку, пододвигаю ее ближе к нему, сажусь на соседний стул.
Несколько минут мы молчим, я смотрю в окошко, подперев лицо ладонью.
Не знаю, как Чудову, а мне эта картина греет душу. Становится тепло-тепло, как будто мы настоящая семья: в зале играют дети, в тарелке исходит паром суп, я смотрю, как с удовольствием поглощает мою еду отец семейства.
Тьфу ты, какой отец семейства? Окстись, Надежда. Еще жениться на себе предложи.
Решаю спросить о том, как ювелир стал Дедом Морозом.
Нет, конечно, еще больше меня волнует, почему он взял вместо меня другого человека и не счел нужным хотя бы предупредить, но это потом — слишком острый момент.
— Это все Пашка, — по-доброму смеется Антон. — Тот самый, который дал мой номер. Надя, можно на… «ты»?
Я киваю.
— Так вот, я как-то заикнулся о том, что Дедом Морозом работать — невелика задача, пришел, стих прочитал, стих послушал, подарок вручил — ушел. Друг завозмущался, вот мы с ним и поспорили: выдержу ли я достойно хотя бы три таких похода к детям. Вы, кстати, последние были. И после этого я зарекся считать его работу легкой, — смеется Антон.
— Понятно…
Вон оно как вышло.
— А почему первого и второго января телефон был выключен? Я ведь тогда что только ни успела надумать!
— Это у меня с сыном время без мобильных было, — разводит руками Чудов.
— Кстати, Антон, я пообещала Максиму, что поговорю с вами… с тобой. Не ругай его сильно, а? Он и сам без того перепугался. Ты б его видел! Сидел на лавочке, весь такой одинокий, холодный, голодный, напуганный…
Чудов вздыхает и качает головой.
— А уж я-то как напугался, Надь! Я понимаю, почему он сбежал. Я вместо того, чтобы вчера его поддержать, наругал. Он однокласснику врезал, за дело, правда. Мы какие-то «везучие», честное слово. И двух месяцев в новом городе не прожили, а уже столько приключений: то сын пропадет, то валенком огреют. Правда, и супом вкусным угостят.
— Спасибо, — заливаюсь румянцем я. — А где его мать?
Ой-ой! Дернул же черт за язык, а! Мысленно хлопаю себя ладонью по губам. Собиралась ведь молчать, дурында.
— Умерла.
— Прости…
— Не переживай, это в прошлом, Надя. Я вообще не знал о том, что у меня есть сын, пока не умерла его мать. Мы не были вместе. Точнее, были, но… В общем, это история для другого раза. Спасибо огромное, твой суп — выше всяких похвал. Давно такой вкуснятины не ел.
— Пожалуйста.
— Ну, мы, наверное, поедем…
В смысле? А объяснить насчет работы?
И тут меня вдруг берет обида. Как суп мой уплетать, так за здрасте, а как объяснить, что за чепуха вышла с новым сотрудником — так молчит.
Ладно, спрошу сама.
— Антон, объясни, пожалуйста, почему мне сегодня сказали, что на место бухгалтера уже взяли сотрудницу, хотя ты сам попросил позвонить тебе и назначить новое собеседование.
Вижу, как Чудов мнется, а потом смотрит прямо в глаза и выдает:
— Я просто не успел тебя предупредить, потому что сел телефон. Мне и в голову не пришло, что ты станешь звонить в офис. Я подумал и решил… Видишь ли, Надежда, принцип у меня такой: я не работаю с теми, за кем собираюсь ухаживать.
Он молчит, а я все больше погружаюсь в водоворот его глаз, и только через несколько долгих секунд до меня доходит, что он имеет в виду, и я мучительно краснею.
Глава 18
Я краснею и с приоткрытым ртом наблюдаю, как Антон тянет руку по столу. Он вот-вот накроет мою ладонь, и внезапно по моему телу от предвкушения бегут мурашки: ловлю себя на том, что мне очень хочется почувствовать тепло его ладони.
В этот момент в комнату влетает Вера с криком:
— Ма-а-ам!
Я вздрагиваю и одергиваю руку, разворачиваюсь к дочери.
— Что случилось?
— Можно мы завтра Максима тоже возьмем с собой?
Я непонимающе хмурюсь, а потом вспоминаю, о чем она: я обещала ей покататься на коньках, благо каток буквально в паре остановок от нас. Надо сводить дочку, пока не потеплело.
Расшифровываю для Антона:
— Верочка, я не против взять с собой на каток Максима, но разрешения надо спрашивать у его папы, а не у меня.
Мельком смотрю на Чудова — позволит ли?
И тут Вера применяет запрещенный прием — делает те самые глаза кота из знаменитого мультика, при этом хлопает ресничками так, словно собирается взлететь. А ресницы у нее что надо — длинные и пушистые.
— Можно, дядя Антон?
И тот тает. Ох и сердцеедка у меня растет!
— Отличное предложение, — показывает класс большими пальцами обеих рук Чудов, расплываясь в улыбке.
На том и останавливаемся.
Вскоре гости уходят, и мы с Верой остаемся одни.
Из головы никак не идут слова Антона о том, что мать Максима умерла, что они вроде и были вместе, а вроде и не были. Это как? Что за тайна? Очень хочется узнать! Может, завтра расскажет?
На смену мыслям приходит обжигающий взгляд Чудова, пробирающий до самого нутра.
А от его баритона с хрипотцой «собираюсь ухаживать» и вовсе хочется порхать — впервые за долгое время.
М-м, что бы такого завтра надеть? Смотрю на ногти. Так, и маникюр бы обновить не мешало. И в шкафу как обычно — полки вроде не пустуют, а надеть нечего.
Странно, я совсем не переживала обо всем этом, когда встречалась с Борисом…
***
— Фух, — выдыхаю я, приземляясь на скамейку, смеюсь: — Недельную норму калорий на этом катке сожгла!
Антон присаживается рядом, протягивает мне стаканчик с кофе, окидывает меня быстрым взглядом и многозначительно подмигивает:
— Уж кому-кому, а тебе о таком переживать не стоит.
И я снова смущаюсь как школьница. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, делаю вид, что поглощена высматриванием детей, которые лишь зафыркали на нас, когда мы предложили передохнуть, и продолжают кататься.
Оказывается, Максим и Антон раньше жили в Питере, и оба каются более чем сносно. Я в сравнении с ними чувствовала себя на льду жутко неуклюжей — ноги жили своей жизнью, разъезжаясь как попало. Ну, зато насмеялись вдоволь.
Неоднократно Антон лишь чудом удерживал меня от падения, и каждый раз прижимал меня к себе немного крепче, чем требовалось. Или мне так казалось?
— Надя, а кто учил Веру кататься на коньках? — вдруг интересуется он.
— Никто, — развожу руками я. — Она на них и стоит-то раз третий от силы.
— Вот как? — изумленно поднимает брови Антон. — Ты смотри, какая она пластичная и как чувствует лед — это талант! Может, в роду были фигуристы?
— Не знаю, — пожимаю я плечами.
Антон невольно затронул тему, которую я стараюсь не поднимать, поэтому спешу перевести стрелки:
— Ты обещал рассказать о матери Максима.
Взгляд Чудова затуманивается, и он хмурится. Кажется, я зря подняла эту тему.
«Вот вечно ты так, Надя», — костерю себя на все лады.
— Извини, я не хотела. Можешь ничего не говорить.
— Да нет, все нормально, — вымученно улыбается Антон. — Просто мне каждый раз больно от мысли о том, что я пропустил первые три года жизни сына.
Я вопросительно поднимаю брови, мол, как так вышло, и он объясняет:
— Полина — это девушка, с которой я встречался около полугода, а потом она исчезла. Я пытался выяснить, что случилось, но она снизошла лишь до сообщения: «Прости, так и так, вернулась к бывшему, люблю только его». В общем, в итоге я отступил, к тому же она куда-то переехала, да еще и номер сменила. Странички в соцсетях тоже удалила. В следующий раз Полина пришла ко мне, когда у нее уже была четвертая стадия рака, и врачи давали ей от силы полгода.
