— Читать? — Неужели перед ней сам Шовен собственной персоной? Голос ее прозвучал жестко от переполнявшего его сарказма. — И что же вы хотите, чтобы я вам читала?
Арман помахал в воздухе рукой.
— Что угодно. Что-нибудь такое, что расскажет мне, каким стал этот мир сегодня. — Взгляд его заблуждал, и Хоуп поняла, как неуверенно он чувствует себя в этом новом для него мире, где он так неожиданно оказался. — Книги ведь по-прежнему все еще существуют, правда?
— Да, я даже думаю, у меня в доме найдутся старые газеты или журналы.
Он радостно улыбнулся.
— Чудесно. Для начала сойдет.
— Конечно, — тихо проговорила она. Даже слишком тихо. Если бы он знал ее так хорошо, как думал, он догадался бы, что внутренне она старается уклониться от такого предложения. — А почему, черт побери, вы сами не можете их читать?
— Не ругайся. Это весьма не идет даме. Даже той, которая носит панталоны. — Он с наслаждением и презрением одновременно посмотрел на ее соблазнительные ноги, плотно обтянутые темно синей тканью джинсов, и продолжил: — Да потому ma chérie,[7] что я не очень хорошо читаю по-английски. А поскольку ты англичанка и говоришь по-английски, я осмелюсь предположить, что ты также и читаешь по-английски. Разве я не прав?
На этот раз ее улыбка была такой теплой и искренней, что вызвала у него ответную. Должно быть, настоящая мудрость приходит только в возрасте более двухсот лет. И она решила не спорить сейчас о том, англичанка она или нет. У него и так достаточно информации.
— Совершенно прав.
— Значит, ты могла бы принести газеты и почитать мне что-нибудь из новостей? — терпеливо продолжил он.
Она взмахнула в воздухе рукой, как это только что сделал он.
— Попозже. Сейчас я очень хочу есть.
Арман опять нахмурился и заговорил только после того, как налил себе в стаканчик вина. Она принялась жевать бутерброд с арахисовым маслом и медом.
— Ф-фу! — гневно воскликнул он, с размаху ставя стаканчик на покрывало. Целый поток французской речи хлынул у него изо рта. Хоуп слабо догадывалась, что он за что-то ругает ее, но никак не могла понять, за что же именно. Французский, который она проходила в старших классах школы, мог пригодиться ей только для выражений вроде «Ручка моей тети — на столе».
Она откусила от своего бутерброда еще кусочек, опасливо ожидая, будет ли Арман продолжать свою обличительную речь или же объяснит ей, в чем дело.
— Что это такое? Козлиная моча? Просто отвратительно! — Весь его вид показывал, что он подбирал выражения помягче. — Я-то думал, ты пьешь вино, но эта жидкость — фу, это что-то новое! Возможно, ее применяют при пытках… или это лекарство от какой-то смертельно опасной болезни! — Он попытался прочитать, что написано на этикетке.
Хоуп проглотила кусочек бутерброда, стараясь скрыть усмешку.
— Это недорогое американское вино. Поскольку я не часто пью вино, то мне оно кажется вполне сносным.
— Вино? Ба! Да это только кисловатая, подкрашенная водичка! За какой достойный сорт вина выдает себя эта подделка?
Она повернула бутылку, чтобы самой прочитать.
— Здесь написано, что это — «шабли»…
— Это столовое вино не годится даже для того, чтобы подавать его британцам!
Хоуп уже не могла больше сдерживаться и расхохоталась.
— Что тут смешного? — спросил Арман, и гнев исказил его черты.
— Извините, — с трудом проговорила она, когда сумела наконец остановиться. — Просто все складывается до того смешно! Я ведь должна тут отдыхать и восстанавливать здоровье. А вместо этого нахожу призрака и даже усаживаюсь поесть вместе с ним. И все, что мы можем делать, — это ссориться из-за плохого вина!
Лицо Армана прояснилось, выказывая самодовольную радость.
— Ага, так ты согласна со мной, что это дрянное вино?
— Вино? — возмущенно проговорила она, снова вздрагивая от смеха. — Мужчина всегда должен настоять на своем, даже если наступит конец света!
Он посмотрел на нее, затем потянулся за бутербродом. Прежде чем осторожно откусить кусочек, он внимательно посмотрел на содержимое.
— Скажи мне, ты не любишь мужчин? И поэтому так ядовито отзываешься о нас?
Ее улыбки исчезла.
— В настоящий момент я не слишком-то без ума от мужчин. Но если вы спрашиваете, не предпочитаю ли я женщин, ответом будет решительное «нет».
Лицо его разгладилось. Где-то над головами защебетала птица.
— Понимаю. Я так и думал, потому что, когда сжимал тебя в объятиях, ты реагировала.
— Это была лишь инстинктивная реакция, такая же, как у вас, когда ваше тело реагировало на мою близость. Вы излучали тепло, а я была мокрой и озябшей.
— Тебе не следовало обращать внимание на мою реакцию, — твердо заявил он. — Даме это отнюдь не пристало.
— О, ради Бога, — сказала она, почувствовав себя значительно лучше оттого, что теперь в неловкое положение попал Арман, и потянулась за другой половинкой бутерброда.
— Как ты думаешь, что же теперь будет? — спросил он, немного помолчав.
— Я думаю, нам надо выяснить, почему вы так и не нашли покой с момента… с момента вашего ухода.
— Моей смерти?
— Да, — ответила она. — Должна же быть причина. — Она порылась в сумке и нашла наконец на самом дне фотографии. Она так увлеклась, что забыла показать ему все снимки и расспросить о событиях, запечатленных на них. — Вот. Посмотрите и скажите мне, что из этого вы припоминаете? — Хоуп протянула ему фотографии.
Арман уставился на них, явно не желая брать в руки.
— Они не причинят вам вреда. Возьмите.
Он медленно выпрямился и сел, скрестив ноги, прямо напротив нее. Затем вытер руки о панталоны и потянулся за фотографиями. Одну за другой он рассматривал их, и лицо его каменело с каждым новым снимком. Просмотрев их все до конца, он начал проглядывать снова.
— Ну что? Припоминаете что-нибудь? — спросила Хоуп, и голос выдал ее волнение.
— Да. Теперь я все вспомнил.
— Отлично! — Хоуп выжидательно наклонилась вперед. — Кто эти люди? Что им было надо? Кто из них напал на вас?
Длинный палец указал на человека в высоких сапогах и подбитом мехом плаще на плечах.
— Это — охотник-траппер, но он больше жил в Гранд-Портидже, чем в лесах. Его звали Франсуа Турбэ. Вот этот, — он показал на фигуру с вытянутым лицом рядом с Турбэ, — этот работал у отца Фейт и шпионил за мной. Он был заурядной личностью. Его звали Жак Пийон. А вот он… — Арман показал на человека, стоявшего несколько поодаль, — это самый жестокий человек из всех, кого я когда-либо встречал. Его имя Анри Удон, и он постоянно стравливал всех вокруг, чтобы заставить подраться. Он всех ненавидел. Всех, кроме капитана Тревора. И иногда мне кажется, что он лишь терпел капитана, так как Анри нужно было его расположение, а иначе его бы вышвырнули с территории.
