Когда он шел по 63-й стрит между 2-й и 1-й авеню, какая-то девушка окликнула его по имени. Он наконец узнал ее. Это была Элис Мартулло. Рядом с ней стояла незнакомая Вито девушка.
— Почему это ты не пошел в кино? — спросила Элис, невысокая, с темными волосами, одетая в милую блузку оранжево-розового цвета. Ее затылок украшала искусно сложенная голубая косынка, приколотая к волосам так, что она охватывала голову, как обруч.
— Почему это вдруг ты такая любопытная? — ответил Вито. Он поднялся по ступенькам крыльца и сел выше девушек. Преувеличенно плавным жестом зажег сигарету.
— Послушай, Вито Пеллегрино, — прошипела Элис, — если ты думаешь, что я собираюсь за тобой шпионить, то ты сошел со своего крохотного ума. Если хочешь знать, мой отец пригласил твоего отца выпить пива, и он сказал, что ты пошел в кино. Поэтому усохни.
— Поэтому успокойся. Кто твоя подруга?
— Мери Каллаген, это Вито Пеллегрино, порядочная сволочь.
— Привет. — Мери хихикнула.
— Привет.
— Дашь мне затянуться? — спросила Элис.
— Чтобы твой старик вопил, что я кровавый убийца, потому что я научил тебя курить?
— Ха! Большое дело. Моего отца не волнует, что я курю. Он знает, что я курю. Он только не хочет, чтобы я это делала в его присутствии.
— Это единственное, что он не хочет, чтобы ты делала в его присутствии?
— О! Послушай, Вито Пеллегрино, у меня есть горячее желание вмазать по твоей грязной физиономии.
— А, брось. Сейчас слишком жарко, чтоб разводить пары.
— Разводить пары! А кто начал? Я больше не собираюсь оставаться здесь и выслушивать оскорбления. Пойдем, Мери, лучше посмотрим телевизор.
— Может быть, Мери больше нравится быть здесь, со мной, — сказал Вито.
— Ей не нравится. Она…
— Почему ты не спросишь ее?
— Послушай, Вито… Мери, я иду смотреть телевизор, а если ты хочешь тратить свое время на этого мерзавца, это твое дело.
Пухленькая Мери хихикнула. У нее были так выбриты брови, что ее лицо постоянно сохраняло выражение легкого удивления. Она неохотно начала подниматься. Она явно была медлительной девушкой. Вито поймал ее руку.
— Подожди минутку, Мери. Пусть она идет. Это свободная страна, не правда ли?
— Конечно, но Элис моя подруга.
— Да? А я разве не твой друг? — улыбнулся ей Вито. Он почувствовал легкое возбуждение, когда понял, что она подчинится ему.
— Да, конечно, я тоже так думаю, но…
— Замечательно. Тогда сядь и расслабься. Пусть она смотрит телевизор.
— Доброй ночи! — Элис бросилась в дом.
— Она пьет слишком много кофе, — сказал Вито. — Кофе действует на нервы. — Он скорчил гримасу, как будто у него нервный тик, и Мери засмеялась.
— Пойдем попьем кока-колу.
— Мне кажется, не стоит. Кроме того, если кто-то из ребят — то есть, если я войду с тобой и Элис услышит про это… Это совсем другое, чем просто сидеть здесь, понимаешь?
— Ну, ладно, — сказал Вито быстро. — Тогда давай поднимемся на крышу.
Она покраснела.
— А почему тебе не нравится сидеть здесь?
— Пойдем, — сказал Вито. — Я не люблю, когда кто-то стоит у меня за спиной. — Он покосился наверх, и штора в неосвещенном окне отчетливо заколыхалась.
— Да, но я едва тебя знаю.
— Что значит «знать»? А что знать? Я же не приглашаю тебя отправиться на Аляску. Только подняться на крышу.
— Ну… Я не могу оставаться долго.
— Ой, пойдем, — сказал Вито. Он едва сдерживал нетерпение.
Осторожно пробираясь сквозь заросли телевизионных антенн, мимо бельевых веревок и вентиляционных труб, Вито вел Мери в ту часть крыши, где был навес. Конечно, надо было вовремя захватить с собой газету, но теперь уже было поздно. Мери, подумал он, должно быть, совсем неопытна, потому что она не возражала, когда он потянул ее вниз к себе на покрытый сажей битум крыши.
— Сколько тебе лет? — спросил он, когда они улеглись рядом. Казалось, что их тела парят над черным битумом, как привидения над пустотой.
— Пятнадцать.
— Почему я никогда не видел тебя в школе?
— Потому что я хожу в школу Непорочного Сердца. Может быть, ты знаешь моего брата Дональда. У меня три брата.
— Ты умеешь целоваться взасос?
Она не ответила.
— Я покажу тебе, как это.
— Мне кажется, нам лучше спуститься.
Вито поцеловал ее, она попыталась отвернуться. Он крепче сжал ее плечо и попробовал поцеловать ее еще раз.
— Подожди минуту, — сказала она и оттолкнула его сильной, твердой рукой. Дай я выброшу жвачку. — Она вытащила жвачку изо рта и огляделась, ища, куда бы ее положить. — Я ненавижу бросать их повсюду — а, ладно, — и бросила жвачку через плечо, а затем вновь уютно устроилась в объятиях Вито. На этот раз она встретила его губы открытым ртом. Вито просунул колено между се бедрами, и они легко раздвинулись под юбкой. Он возился с ее блузкой.
— Ты испачкаешь мою блузку.
— Ну, тогда расстегни ее сама.
— Нет, не расстегивай. Подожди. Я подниму ее. Вот так. Хорошо?
Вито целовал ее и ласкал ее грудь рукой.
— Поосторожней, — сказала она. — Мальчик, ты, кажется, разволновался. Я чувствую, что твое сердце бьется, как молоток.
Он неожиданно выпустил ее из объятий и оперся на локоть. Было такое ощущение, что он сейчас взорвется. Он поцеловал ее руку — сначала тыльную сторону, потом ладонь.
— Как глупо. Щекотно же, — она отдернула руку.
— Хочешь сигарету?
— Мне не разрешают курить.
— Ты можешь просто затянуться.
— Ладно.
Она глубоко затянулась от сигареты Вито и закашлялась. Кашляя, она наклонялась вперед, и каждый раз, когда она кашляла, Вито чувствовал, как ее плоть упирается в его колено. Он отбросил сигарету и крепко держал ее, пока она не успокоилась. Потом он снова поцеловал ее.
— Ради Бога, подожди, пока я отдышусь, — она отодвинулась от него, задыхаясь.
Он коснулся языком ее уха, и она поежилась. Его колено прочно обосновалось между ее бедер. Юбка у нее высоко задралась, и он осторожно положил руку на ее теплое бедро, приготовившись к возражениям. Но она не пошевелилась.
Он передвинул руку выше, пока его пальцы не нащупали край ее трусиков. Он просунул руку еще дальше, глубже. Она задумчиво молчала, не двигаясь. Его дыхание было очень частым, и он едва мог говорить. Но вот что странно: его волнение начало утихать.
Он был озадачен ее молчанием, отсутствием реакции.
— Поосторожней, — сказала она один раз, положив руку на его. — Не будь грубым. — Она засмеялась, чтобы смягчить этот выговор. Ее смех шокировал его. Кажется, она чувствует себя слишком непринужденно.
