Их папа был англичанин по происхождению, а мама — полячка. Кира унаследовала папино лицо: с прямыми линиями, четко очерченными губами и немного длинноватым, но тонким носом. И даже непослушные жесткие волосы, которые в юности у отца росли густой копной, пока он не начал их очень коротко стричь, тоже достались Кире.
Петра целиком и полностью пошла в мать. Она была настоящий ангелочек: с нежным голосом, белокурыми вьющимися локонами, правда, скудноватыми по сравнению с волосами старшей сестры, но зато красивыми. У нее всегда было немного надменное выражение тонкого личика, высоко поднятые бровки и сложенные бантиком губки.
Киру привыкли считать пацанкой, девушкой без возраста, несмотря на то, что она являлась старшей. А Петра пожинала все лавры их семейной женской красоты…
По-детски вытерев нос кулаком, Кира вернулась к чемодану, еще немного попрыгала, потом уселась на него, сложив ноги по-турецки и горестно подперев щеку рукой. Настроение было безнадежно испорчено звонком Петры. Ей уже не хотелось никуда лететь, не мила была уютная квартира, и даже перестал радовать новый мобильный телефон.
Нет, никогда они ничего не докажет своей семье! Даже если выпрыгнет из собственной шкуры. Даже если станет кем угодно — хоть президентом — родители лишь покачают головами и скажут, что это кресло больше подошло бы Петре, а Кира в нем — чистая случайность.
От этих мыслей плакать захотелось еще сильней. Она даже подумала, не сходить ли через дорогу к Берте, простив ей все грехи «яблочной» эпопеи. В окнах на первом этаже горел свет, а значит — хозяйка была дома, но… Кира тут же отбросила эти планы. Берта не утешит. Как не утешила бы и Мари, и все остальные.
Ей надоели полторы сотни ее приятелей и друзей разной степени близости, потому что все они одинаково думали, говорили одинаковые вещи, а если она спрашивала совета — предлагали ей одинаковые варианты. Хорошо, что они все ушли в прошлое вместе с мобильным телефоном!
Кира встала с чемодана и направилась к двери, по дороге спрашивая себя: что происходит? Но странное чувство толкало ее вперед. Вряд ли она приняла это решение сама, скорее — кто-то другой. При всей своей импульсивности и взрывном темпераменте Кира считалась робким человеком; но через пару секунд она уже стояла на верхней площадке подъезда, у двери Яна и давила на звонок, нетерпеливо пританцовывая от холода. Надо было догадаться на себя что-нибудь накинуть. Выпрыгивать в подъезд в одних шортах и майке с узкими бретельками — довольно безрассудный поступок…
Ян открыл дверь на третий звонок. Он тоже был весь домашний: в старых джинсах и потертой синей майке с разъехавшимися швами. И этот оригинальный стиль добавлял ему шарма гораздо больше, чем дорогой костюм с галстуком.
— О. Какой сюрприз. Соседушка.
— Да. Можно войти?
— Разумеется. Вы пришли помочь мне упаковать чемодан?
— Нет. Поговорить.
— Сказать мне еще пару колкостей и обозвать занудой?
— Нет. — Она вздохнула, без приглашения усаживаясь в кресло, и Ян понял, что девушке не до шуток.
— Что случилось? — спросил он участливо. И в этот момент она заметила, что в этой комнате тоже очень тепло.
— Да… Тут… Понимаете ли… Очень хочется плакать, в общем!
Ян, нахмурившись, молчал.
— А не с кем! Понимаете?
— Вполне.
— Ну… вот… — Слезы сдавили горло еще и оттого, что она тут перед ним унижается, а он, скорее всего, ее не поймет и вежливо выставит за дверь.
— Моя кандидатура вас устроит?
— Ну да. Больше все равно никого нет.
— Ну и хорошо. Тогда я мигом принесу вина… или чая? Или кофе?
— Чая. И вина. Несите что-нибудь, а то у меня валерьянка закончилась!
— Валерьянка?
— Да. Я пила ее весь вечер, чтобы не было страшно собираться.
— Страшно собираться?..
— Ну да. Страшно расставаться с домом!
— Страшно расставаться с домом? Кира, вы — уникальная девушка! Вам этого еще никто не говорил?
— Нет, — с искренним удивлением ответила она.
— Зря. Это — правда… Итак, я — на кухню! Мигом! Не начинайте без меня!
— Чего не начинать? — насупленно спросила она.
— Плакать! — крикнул он уже из кухни, заставив ее впервые за вечер улыбнуться.
Потом, с обещанной точностью, Ян вернулся с полным подносом. Может, он — волшебник? Носится тут ради нее… Даже чай успел заварить. Когда?..
— А вам, — Кире вдруг стало стыдно за свою бесцеремонность, — в общем… Не сочтите, что я — того… Может, я помешала?
Он разливал вино по бокалам и улыбался. У него была длинная челка и едва заметные ямочки на щеках.
— Да хватит вам оправдываться. Я очень рад, что вы пришли!
— Правда?
— Правда. Скучно одному прыгать на чемодане.
— Вы тоже прыгали? — обрадовалась она.
Ян улыбнулся, отпивая вино.
— Я давно заметил, что все люди совершенно одинаково собирают чемоданы. Сначала складывают все в одну кучу, потом запихивают ее в чемодан и оставшееся время до отъезда пляшут на нем, пока не застегнутся замки.
Кира от души рассмеялась:
— Вы не поверите, именно этим я занималась весь вечер! Плясала на чемодане!
— Да, похоже: у вас усталый вид. Нет! Не подумайте, что вы плохо выглядите!
— Но я не все время плясала. Иногда сидела. Но он все равно не застегивался.
— Немудрено, что после этого так хочется расплакаться. Я бы уже рыдал в три ручья. Кстати, давай перейдем на «ты»?
— Давай, — ответила она с облегчением.
— Ну и прекрасно. Если так можно выразиться, перед лицом нескольких месяцев, которые нам предстоит прожить вместе в Америке, сегодняшний вечер…
— Может, все-таки не прожить, а проработать?
— Как знать. Но я как раз имел в виду работу. А ты сразу подумала что-то еще! — Он лукаво улыбнулся.
И Кира еще раз обратила внимание, какие волнующие мускулы скрывает (или открывает?) его дырявая майка. Захотелось вдруг к ним прикоснуться. Просто прикоснуться. Просто она была неравнодушна к красивым мужчинам…
— Ничего я не подумала! Не надо говорить глупостей.
— Да ладно. Мне приятно, когда глубоким вечером ко мне приходит полуголая симпатичная девушка и…
— Почему это я — полуголая? Ой. Да. Это просто… Я так дома хожу. А у тебя тоже жарко.
Он цинично осмотрел ее ноги, обнаженные плечи и, одобрительно причмокнув языком, сказал:
— А ты без своих полосатых чулочков гораздо лучше смотришься. Нет, не то чтобы они мне не нравились, просто… как-то… Не то.
— А ты без своего полосатого шарфа!
— Не понравился?
— Ты был похож в нем на бродягу-музыканта. Или художника.
