Странное ощущение заставило меня проснуться. Несколько секунд я медлил, не решаясь пошевелиться, а потом открыл глаза… и снова закрыл их. Сперва мне показалось, что я до сих пор вижу сон. Во сне мы с отцом брели по залитому солнцем лугу и направлялись к полуразвалившемуся замку, силуэт которого маячил на горизонте. Отец рассказывал мне древнюю легенду, а я внимательно слушал — совсем как в детстве. Солнечный свет вреда мне не причинял… кто бы мог подумать, что я проснусь — и увижу то же самое?
Зеленая трава большого луга под солнечными лучами казалась изумрудной. Мальчики-Незнакомцы веселились, перебрасывая друг другу металлическое кольцо, время от времени нарушая тишину недовольными или радостными возгласами. А я… я лежал на солнцепеке и смотрел в небо! В голубое небо, ни облачка, в небо, лик которого я почти не помнил. Вот что разбудило меня. Тепло солнечных лучей на коже. Кажется, люди называют это «загорать»…
Чья-то рука прикоснулась к моим волосам. Я поднял глаза и увидел лицо Мао, склонившееся надо мной.
— Тебе снились хорошие сны? — спросила она.
— Как ты это сделала? Я лежу на солнце!
— Тебе снилось солнце, и я решила, что ты его любишь. Посмотри, оно теперь твое. Ты будешь видеть его каждый день. Если захочешь. Оно тебе нравится?
Я снова посмотрел в небо. В этих краях оно было ниже, чем на Востоке, но такое же чистое и прекрасное. Вот что чувствуют вампиры, научившись жить под солнцем. Вот что чувствуют темные существа, которым не суждено увидеть солнечный свет, впервые взглянув на небо глазами бессмертного. Радость? От того, что я смотрю в небо? Я сошел с ума?..
— Очень.
— Оно твое. И оно не опасно. Больше не будет опасности. — Она снова положила ладонь мне на лоб, как тогда, ночью, и ее кожа все еще была теплой. — Я буду рядом. Больше тебя никто не обидит.
Темный Храм, Отдел Науки
Ливан
— Привет, Элвен. Тихо сегодня у вас.
На мое приветствие темный эльф не отреагировал — продолжил заполнять пергамент мелким, понятным только ему почерком. Писал он не на темном языке, использовал какой-то шифр, созданный на его основе. То ли опасался, что кто-то прочитает его записи (хотя при такой завидной каллиграфии я бы не осмелился приниматься за эти документы), то ли ему просто было скучно возиться со всем этим, и он таким образом себя развлекал. Шифр Элвен начал изобретать еще в тот период, когда я обучал его темной медицине. Мы были молоды, сыпали идеями и вдохновенно обсуждали возможные пути их осуществления. Помнится, даже завершили пару совместных проектов на радость (хочется верить) Магистру. Кто бы мог подумать, что за какие-то несколько веков эльф превратится в ученого-фанатика, который даже во сне бредит понятными только ему истинами?
Сперва я пытался объяснить ему, что темная медицина создана для врачевания, и эти знания он получил совсем не для того, чтобы разбирать всех, кого увидит, по косточкам, собирая потом заново и проверяя, что получится, но Элвен остался неумолим. Как и я. Сказать, что я спал и видел себя в Отделе Науки? Вовсе нет. Я предпочитал делать то, ради чего меня в свое время всему этому научили — лечить. Что до эльфа… Платон мне друг, но истина дороже.
— Все работаешь. Тебе пора выйти и подышать свежим воздухом. Посмотри на себя, бледный, как смерть. Опять не спал несколько дней?
Реакция Элвена была точно такой же, как и в прошлый раз — то есть, отсутствовала. Я подошел к его столу и занял один из свободных стульев. Настроение у меня было прекрасное, я не торопился и располагал морем свободного времени. Мы с Вестой вернулись несколько дней назад. Пару суток она провела у меня дома, переписывая начисто сочиненные в пути баллады, а потом уехала, забрав с собой свитки. Официальной версией было то, что она напала на след очередного сына храмового мастера, не пожелавшего заниматься своим делом. А неофициальной — то, что она собралась навестить Клауса в клане Гривальда. Я написал письмо князю и передал его ей, и Веста, буркнув что-то вроде «да, думаю, я к нему заеду», отправилась восвояси. Про Наннара никто из нас не упоминал. Я надеялся, что Мао сожрала его живьем (хотя для него это было бы слишком легкой смертью), и Веста тоже на что-то надеялась, пусть мне об этом и не сказала. По крайней мере, она успокоилась и снова улыбалась — словом, вернулась в себя.
— Советую прогуляться по лесу — погода сегодня отличная. Я хотел привести тебе отличный материал для исследований. Ты бы оценил. Можно было бы разобрать по косточкам хоть сотню раз и собрать заново в другом порядке. Но не сложилось, так что извини, я сегодня без подарка.
— Великий! — Эльф поднял голову и отложил перо. — Я не слышал, как ты вошел…
При этом виноватым он, конечно же, не выглядел (не уверен, что он еще помнил, что это за чувство) и смотрел на меня совершенно прозрачными глазами — так смотрят люди, погруженные в свои мысли.
— Прости, что отвлек. Хотел спросить, не знаешь ли ты, где Киллиан. Мне сказали, что он здесь, но в кабинете я его не нашел.
— Где-то здесь, — дал исчерпывающий ответ Элвен и принялся загибать пальцы. — Если мы обратим смертного, то его природа изменится полностью. Если мы обратим уже обращенное существо, то его природа тоже должна измениться полностью. Чисто теоретически, обращенное существо можно обращать бесчисленное количество раз, пока мы четко не уяснили законы, которым подчиняются изменения его природы. Но очевидно, что система изменений есть, и существует ряд факторов, которые влияют на изменения. Соответственно, невозможно постоянно обращать, даже если мы получаем разный результат. Вероятно, рано или поздно существо вернется в прежнее состояние…
— … или умрет, — подсказал я.
Элвен вскинул брови и уставился на меня.
— Но Великий. С каждым обращением существо умирает — мы уже давно доказали это на примерах. — Последнее он особо подчеркнул. — Это означает, что существо после нескольких смертей и последующих перерождений, но уже в новом качестве, либо не переродится, либо… станет абсолютно бессмертным?
— Абсолютно бессмертным? Неплохая идея. — Я увидел знакомый мне огонек в его глазах и поспешил добавить: — Мне нравится ход твоих мыслей, но, пожалуй, от исследования на примерах я воздержусь.
* * *
Пока мы с эльфом вели научные беседы, Киллиан успел вернуться. В отличие от Элвена, он не фиксировал результаты исследований, а писал письмо, время от времени опуская кончик пера в емкость с храмовыми чернилами.
