— На ней черное платье? — Эдди вздохнула. — И шляпка, розовая, как моя задница?
— Цвет тот, разве что размер поменьше, — глубокомысленно изрекла Уэлкам.
— Немедленно запри парадную дверь! — Эдди отчаянно замахала руками. — Ты ведь не прогнала ее, надеюсь?
Уэлкам пожала плечами:
— Ты же сама сказала, что тебе нужна женщина для работы, и я на всякий случай предложила ей войти. Теперь она сидит в гостиной, унылая, как курица на насесте.
— Немедленно уведи ее оттуда на кухню. Скажи, что я выйду, как только переоденусь. — Эдди вскочила с места и скинула халат, с удивлением отметив, что Уэлкам отвела взгляд от ее роскошных форм. — И не болтай лишнего. Не говори ей, чем мы тут занимаемся. Эта наивная леди искренне полагает, что «Чили-Квин» — обыкновенный пансион, — добавила она, усмехнувшись.
Надев домашнее платье, наскоро причесавшись и заколов волосы на затылке, Эдди прошла на кухню, где и застала Эмму, которая сидела за столом на том самом месте, где Уэлкам обычно сервировала для своей хозяйки ужин. Эмма уже прикончила кусок жареного цыпленка и, когда появилась Эдди, вытирала салфеткой рот. Прическа у нее растрепалась, а на лице виднелись грязные разводы от слез. Розовая шляпка висела на спинке стула; ленты были завязаны сверху на тулье.
— Я просто не знала, куда деваться, вот и пришла, — дрогнувшим голосом сказала Эмма, обернувшись к Эдди. — В Налгитасе я ни с кем, кроме вас, не знакома, а вы были так ко мне добры… Надеюсь, вы ничего не имеете против моего визита. Ведь вы сами сказали, что я могу к вам зайти.
Может, она что-то такое и говорила из вежливости, но, по правде говоря, этот визит представлял для Эдди куда большую проблему, нежели Эмма могла предположить. Теперь Эдди, прежде чем открыть «Чили-Квин», предстояло решить еще одну проблему: как быть с этой женщиной. При всем том Эдди испытывала к ней теплое чувство. Кроме того, ее разбирало любопытство. Похлопав Эмму по затянутой в черную перчатку руке, она сказала:
— Пришли — ну и славно. Теперь, милочка, расскажите мне, что с вами приключилось.
К столу подошла Уэлкам с куском пирога и стаканом молока на подносе. Эдди придвинула стул и тоже уселась за стол, но служанка намека не поняла и поставила пирог и молоко перед Эммой, которая снова с готовностью взялась за вилку. Похоже, сердечные травмы никак на ее аппетите не отразились.
— Можешь подавать мне обед, Уэлкам, — сухо сказала Эдди.
— Я уже подала ей все, что осталось от девушек, и у нас ничего больше нет. Бланманже она тоже съела. — Словом «бланманже» Уэлкам называла любой десерт.
— А как же я? — простонала Эдди.
Эмма, которая начала было уплетать пирог, отложила вилку и пододвинула тарелку Эдди.
— Извините. Поскольку у вас пансион, я думала, что вы давно уже отобедали и я лишь доедаю остатки с общего стола. Последнее я бы есть не стала.
Эдди послала Уэлкам красноречивый взгляд, призывавший служанку к молчанию, после чего передвинула тарелку на прежнее место.
— О чем вы говорите? Ешьте на здоровье. Уэлкам поджарит мне яичницу с ветчиной.
Уэлкам, однако, исполнять распоряжение хозяйки не спешила. Недовольно на нее посмотрев, она сказала: «Слушаю, мадам», — но с места не сдвинулась.
— Так приступай же!
— Угу.
Когда Уэлкам отошла наконец к плите, Эдди повторила вопрос:
— Так что же с вами случилось? Он что, вас отверг? — Уже сказавши это, Эдди поняла, что допустила бестактность, и торопливо добавила: — Или, быть может, это он вам не понравился? Как дело-то было? Расскажите мне все до мелочей.
Эмма молча покачала головой и начала хлюпать носом.
Эдди ненавидела женские слезы — за исключением тех случаев, когда проливала их сама.
— Так что же все-таки произошло?
Эмма глубоко вздохнула, нащупала сумку, вынула из нее носовой платок и прижала его к лицу. К большому для Эдди облегчению, плакать она не стала, а просто громко чихнула. Потом она сунула платок в сумку и снова глубоко вздохнула. А потом быстро, одним духом, выпалила: «Он ко мне не подошел». Признание, должно быть, далось ей нелегко; она откинулась на спинку стула, не выказывая ни малейшего желания развивать эту тему.
Эдди подобная сдержанность была не по сердцу, и она решила чуточку расшевелить гостью. За все те неудобства, которые ей пришлось претерпеть ради Эммы, Эдди требовалась компенсация в виде какой-нибудь занимательной истории. Но для этого женщину надо было разговорить. Эдди взяла Эмму за руку, стиснула ей пальцы.
— Я уже говорила вам, что он мог пойти в салун, чтобы немного подкрепиться. Но он мог также выпить лишнего и уснуть. Могло статься, что его сбросила лошадь и ему пришлось добираться до города пешком. — Возбудив таким образом внимание своей маленькой аудитории, она продолжила: — В конце концов, он мог погибнуть во время наводнения.
— Вот еще глупости, — сказала стоявшая у плиты Уэлкам. — С тех пор, как ты уехала, с неба ни одной капли не упало. — Она разбила яйцо о край сковородки. Звук получился громкий, как выстрел.
— В таком случае его мог переехать товарный поезд, или на него могли напасть бандиты… — Тут Эдди сделала паузу, поскольку Эмма из стороны в сторону замотала головой.
— Ничего подобного, — сказала она. — Он был там, это точно. Я его не видела, но он-то меня видел. Он даже оставил письмо. Я долго сидела на лавке, пока мне не пришло в голову справиться, не оставил ли кто для меня записку. И тогда мне выдали вот это послание. — Эмма полезла в сумочку и достала лист дешевой бумаги, сложенный вчетверо. На внешней стороне было проставлено: Мисс Роби. Эмма расправила листок и положила его на стол.
Эдди схватила письмо со стола и стала читать написанные карандашом строки, кивая головой после каждого прочитанного и усвоенного ею слова. Потом она подняла голову и посмотрела на Уэлкам, которая, забыв о ветчине, словно завороженная наблюдала за ее шевелящимися губами.
— Ладно, ты тоже можешь послушать, — сказала Эдди Уэлкам и, поскольку Эмма не возражала, прочитала вслух заключавшееся в первой строке обращение: — Дорогая Эмма Роби! — Разгладив письмо ладонью, Эдди стала читать дальше, медленно водя пальцем по строчкам. — Ты старше, чем выглядишь на фотографии, и, как мне кажется, не подходишь такому человеку, как я. — Эдди произносила каждое слово громко и ясно, а когда добралась до конца предложения, подняла глаза на Эмму, но последняя не отводила взгляда от огня в очаге и никак на прочитанное не реагировала. Эдди продолжила чтение: — В любом случае встречаться с такой старой теткой я своего согласия не давал. Я — человек не жестокий, даже скорее робкий, потому и оставляю это послание у станционного смотрителя. На мой взгляд, тебе лучше всего вернуться домой и обо всем забыть.
