Кон превзошел себя, несмотря на свою отвратительную угрозу держать ее раздетой. Каждое платье было элегантнее предыдущего, ткани яркие, однако же не безвкусные. В комоде обнаружилось изысканное нижнее белье. Лоретта с облегчением поняла, что не будет одета как обитательница гарема: в чадре и с голым животом. Но ночные рубашки оказались такими тонкими и прозрачными, что в них она чувствовала себя голой. Нигде не обнаружилось ни одной добропорядочной рубашки из белого муслина.
Расчесав спутавшиеся волосы, Лоретта села на диван и устремила взгляд на огонь. В животе заурчало, и это напомнило ей о накрытом в столовой столе. Шесть месяцев не такой уж долгий срок. Пора одеваться и начинать новую жизнь.
Она пила чай одна. Обедала одна. Кое-что из угощений она пробовала впервые. Эти кушанья были восхитительны, и она пододвигала себе блюдо за блюдом. Лоретта просто не в силах была отдать должное всем деликатесам, поэтому после вечерней трапезы она отправилась на кухню похвалить кухарку и попросить кое-что изменить в меню.
Кухарку звали Квалхата, необычная нубийка с золотым кольцом в носу. Лоретта вначале пришла в замешательство как от кольца в носу, так и от ледяного взгляда, которым наградила ее женщина, когда та вторглась в ее владения, но минуту спустя сумела овладеть собой. Поваренок, возможно, сын Квалхаты, увидев Лоретту, бросился наутек. И это обстоятельство тоже немного ее огорчило. Лоретта объяснила кухарке, что съела не все, но не потому, что это невкусно, а просто потому, что в нее одну столько не влезет.
Женщина оглядела ее с головы до ног и расплылась в широкой белозубой улыбке:
— Хозяин велеть откормить вас. Вы кушать. Настоящие мужчины не любить тощий женщина.
Сама Квалхата была этакой пышкой, завернутой в какое-то коричневое одеяние, завязывающееся на плече и обнажающее руку, увешанную множеством золотых браслетов. Поверх этого костюма был повязан безупречно чистый фартук. Волосы заплетены в тугую косу, но непокрыты. Высказавшись таким образом, она продолжила раскладывать еду для прислуги. Лоретта не хотела задерживать их обед, поэтому поспешила обратно наверх.
В каком странном доме она живет. Так много языков, так много цветов кожи. Мартина помогла ей раздеться, и Лоретта отпустила ее до самого утра. Она понятия не имела, когда появится Кон, но вставила одну из пропитанных уксусом губок, которые привезла с собой в Лондон. Их запас был ограничен. Она не ожидала, что станет любовницей Кона, хотя и была готова к единственной ночи в его объятиях. Надо будет попросить Надию помочь ей с противозачаточными средствами.
Лоретта надела самую скромную из рубашек, сложенных в комоде, но слово «скромная» было понятием весьма относительным применительно к этой вещице.
Рубашка была из тонкого сиренево-голубого шелка с глубоким вырезом. Пеньюар из такой же ткани был легкомысленно бесполезным, поскольку оказался вырезан спереди еще глубже и завязывался на тонкую ленточку, легко развязываемую. Кон освободит ее от всего этого за долю секунды.
Сегодня днем у нее было время повнимательнее изучить их договор. Лоретта понимала, что документ сам по себе ничего не стоит. Он не был засвидетельствован, и при необходимости можно было бы доказать, что подписан под принуждением. Шантаж — такое гадкое слово, но Лоретта была его жертвой и раньше. Угрозы дяди Кона и его тестя удерживали ее рот на замке в обмен на то, что семья ее ни в чем не будет нуждаться.
Лоретта сомневалась, что Кон использует ее подпись, выведенную дрожащей рукой, дабы разоблачить перед всем светом, но не могла знать наверняка. За двенадцать лет, что они не виделись, он изменился. Она не была уверена, что вообще его знает.
Сидя перед туалетным столиком, Лоретта взяла серебряную щетку и провела ею по волосам. Она увидела Кона в зеркале прежде, чем услышала, как он вошел. Он где-то снял сапоги и бесшумно ступал по золотистому ковру.
Она заставила себя оставаться невозмутимой.
—Добрый вечер, милорд.
— Лоретта. — Голос его был скрипучим, словно он целый день ни с кем не разговаривал.
Интересно, как он провел сегодняшний день теперь, когда его планы осуществились, подумала Лоретта. Ведь больше не надо размышлять над тем, как разорить ее бездумного братца и, должно быть, у него освободилось много времени. Как он собирается провести ночь — ясно, ибо он уже развязывал галстук.
— Надеюсь, новое жилье тебя устраивает?
— Все очень мило.
Он поморщился от ее вежливого ответа. Жаль. Впрочем, она и не собиралась возносить похвалы своей золотой клетке.
— Позволь мне.
Кон встал позади нее, все еще в рубашке и бриджах, и забрал у нее щетку для волос. Лоретта откинулась на спинку стула, когда Кон стал расчесывать ее длинные волосы. Щетка массировала кожу головы, а большая ладонь Кона лежала на ее плече…
В комнате было тихо, не считая потрескивания огня в камине, разожженном Мартиной. Хотя на дворе стояла весна, Кон, казалось, всегда мерз. Всю прошлую ночь Лоретте было жарко, и не только из-за ярко пылающего огня страсти Кона. Надия объяснила, когда водила ее по дому, что маркиз настоял, чтобы в каждой комнате его городского дома горел огонь. В этом доме Лоретта могла в течение дня делать что вздумается, но к ночи спальня должна была быть подготовлена к приезду Кона.
Их взгляды встретились в зеркале. Его глаза потемнели от желания. Странно, как обнаженность его желания распаляет ее злость. Ей бы радоваться, что она после стольких лет все еще привлекает его, а она негодует. Почему он не мог найти какую-нибудь другую женщину, чтобы мучить ее? Он теперь свободен, и им никогда не удастся сократить пропасть между ними.
Ему следовало найти какую-нибудь невинную девочку, которая облегчила бы ему душу.
Девочку, какой когда-то была она.
Лоретта наблюдала, как его рука скользнула с ее плеча в лиф рубашки, Кон обхватил ладонью ее левую грудь и легонько стал потирать сосок загрубевшими пальцами. Он следил за ее лицом, надеясь увидеть признаки возбуждения, но Лоретта твердо вознамерилась разочаровать его. Прошлой ночью она сглупила, причем несколько раз, но сейчас она держит свои чувства в крепкой узде.
Кон положил расческу на туалетный столик и прикоснулся к другой груди. Лоретта прикрыла глаза.
— Нет, смотри на меня. На нас.
Он освободил ее грудь из сиреневато-голубого шелка и приподнял оба полушария, зажав вершинки между большими и указательными пальцами. Потерев пальцами соски, он превратил их в две спелые вишни. Наклонился, обдав шею жарким дыханием, и куснул кожу, не прекращая ласкать грудь.
