я, а затем убрал свою хватку.
Скарлетт так и сделала, но я чувствовал желание извиваться под её кожей. Она задрожала. Скарлетт сказала что-то по-словенски, что-то тихое и шёпотом, когда моя рука погладила одно её бедро, затем другое — достаточно близко, чтобы установить контакт, но при этом недостаточно близко. Её бёдра были скользкими от желания, влажными для меня, и её желание заставило меня почувствовать себя грёбаным диким животным.
Из глубины моей груди поднялся шум и буквально сотряс мои кости. Когда это произошло, её сердце, казалось, вот-вот разорвётся, отвечая на зов. Скарлетт сказала что-то по-французски, что-то, что звучало сексуально, а затем покачала головой.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, не останавливайся.
Зубами я потянул платье вниз, и обе её груди вывалились из тугого захвата. Я накрыл ртом её сосок, в то же время моя рука скользнула между её ног. Она держала запястье прижатым, как я ей велел, но двигалась против моей руки, желая большего. Скарлетт ахнула, её рот приоткрылся, глаза открылись, когда мой палец начал работать над ней.
Её глаза расширились, а затем внезапно сузились, как будто она была пьяна. Дыхание с шипением медленно выходило из неё. Мои зубы царапали её соски, и когда я переключил внимание, она застонала.
— Расслабься, Малышка Балерина.
Я осыпал поцелуями её грудь, сердце, горло, пульс, подбородок, а затем рот. Я целовал её до тех пор, пока она, казалось, почти не превратилась в жидкость. Я снова провёл языком вниз, не торопясь, мурашки побежали по великолепной коже Скарлетт.
Прямо под её пупком я поднял глаза, встречаясь с ней взглядом.
— Взгляни на меня, — потребовал я.
Это заняло у неё мгновение, но, наконец, она сделала это. Не было никаких сомнений в том, что она была пьяна, а она никогда не пила ни капли. В её глазах капитуляция, в которой я нуждался, чтобы жить, заставила моё сердце биться сильнее, кровь быстрее побежала по венам. Стук её сердца или моего был достаточно громким, чтобы заглушить звуки окружающего мира. Без всяких грёбаных сомнений, не было ни одного человека или события, которые могли бы удержать меня от неё — la mia vita [5].
Она издала тихий звук, такой чертовски милый.
— Твои глаза. Я сделаю всё, о чём ты меня попросишь. Что бы это ни было.
Я не сводил с неё глаз, пока мой язык пробовал её бёдра, облизывая её дочиста, пока мой рот не добрался до её сладкого местечка, и она застонала так громко, что что-то во мне оборвалось — безумие, до мозга костей. Это была зависимость, которая родилась в крови и разрослась, чтобы завоевать сердце. Моё тело поклонялось её телу.
Близко. Она была так близко.
Секунду спустя Скарлетт выкрикнула моё имя, её бёдра обхватили мою голову, когда она раскололась для меня. Приподнявшись, я внимательно посмотрел ей в лицо. Было ясно видно, что она спускается на землю — кайф спадает, но то, что я обнаружил, заставило меня издать низкий горловой звук. Она насытилась, но всё ещё жаждала большего.
И снова её тело заговорило с моим в унисон. Снова. Ещё больше. Больше этого. Больше тебя.
На данный момент этого достаточно, ответило моё тело на её призыв. Ещё немного, и пути назад уже не было.
Её глаза встретились с моими, и она, казалось, приняла это. Скарлетт тяжело вздохнула, и я поцеловал её ещё раз, прежде чем она напомнила мне, что у нас есть планы. Скарлетт вернулась в ванную, сначала пошатываясь, заканчивая то, что начала. Я наблюдал за ней с минуту, задаваясь вопросом, был ли я самым тупым ублюдком в мире или самым умным человеком во вселенной.
Встав, я взял розу из вазы и подошёл к ней. Она уставилась на себя в зеркало, исправляя то, что, по её мнению, мы испортили.
— Скарлетт, — сказал я.
Она положила то, что было у неё в руке, что-то из косметики, повернувшись ко мне лицом. Я стоял перед ней обнажённый, полностью отданный на её милость.
— Ни одна другая женщина не обладала мной так, как ты. Даже близко не подходила к этому. Или когда-нибудь приблизится. — Я поднёс руку к груди, к сердцу. — Моё слово так же хорошо, как и моя кровь.
Я протянул ей розу, а затем вошёл в ванную, собираясь рядом с ней.
Он редко отводил от меня взгляд. В машине, во время поездки в ресторан, Брандо время от времени поглядывал на меня. На самом деле, всякий раз, когда он мог себе это позволить — красный свет, знаки «стоп» или затишье во время движения.
Когда мы вошли в небольшой, но эксклюзивный итальянский ресторан, давление его руки на мою поясницу усилилось. Это было так по-собственнически, что меня пробрала дрожь. В его глазах читался вызов, его тело было готово отразить угрозу.
— Мы заходим в комнату, и ты поджигаешь всё вокруг, — сказал он.
Во время ужина мне казалось, что он всё время смотрит на меня. Брандо говорил мало, но его глаза, казалось, выражали тысячу романтических слов. Время от времени он кормил меня блюдом со своей тарелки. Я тоже давала ему кусочек-другой со своей. Обычно после этого он ухмылялся, вероятно, из-за глупого выражения моего лица.
После вкусного ужина Брандо пригласил меня отведать мороженого. Сначала я протестовала, но мне понравилась идея, что это наша фишка, как будто у нас есть своя особенная песня. И если уж начистоту, мне это очень, очень понравилось.
Мороженое заставило меня почувствовать, что погода изменилась, хотя было довольно тепло, и Брандо это заметил. Он помог мне надеть кожаную куртку, застегнув её до горла, как только обе мои руки оказались внутри.
Я засмеялась, накрывая его руки своими.
— Я не настолько замёрзла.
— Да, замёрзла. Из-за тебя половина Майами простудилась. Прояви милосердие, женщина.
Я хотела спросить, к кому я должна была его проявить, но он прервал меня, приближаясь для поцелуя. Его губы были тёплыми, несмотря на недавно съеденное мороженое. Мои были холодными. Его аромат и мой смешались, создавая сладкий вкус, который навсегда останется в моих воспоминаниях.
Я закрыла глаза, прижимаясь лбом к его сердцу, всё ещё держась за него.
— У тебя неприятности, Брандо?
Он молчал достаточно долго, чтобы я открыла глаза и посмотрела ему в глаза.
Его брови были нахмурены.
— Неприятности, — повторил он.
— Деньги, — сказала я.
Его лицо просветлело, когда он понял.
