Включив музыку, я закатала рукава и принялась за яблочный пирог. Пританцовывая под «The Band Perry», я погрузилась в готовку. Почему я так долго этим не занималась? Мама научила меня печь, когда я была совсем маленькой, дождливыми воскресеньями мы готовили затейливые кексы, поедая ассорти из них прямо из миски, не заботясь о том, что на кухне беспорядок.
Пока пирог выпекался, я надела балетки и вышла в сад, чтобы выпить чашку кофе. На улице понемногу теплело, и моя маленькая лужайка была залита солнцем. Лукас, вероятнее всего, сейчас занимался бы серфингом, но для большинства людей море было еще прохладным. Я вспомнила свой первый урок серфинга, когда мы были подростками. От вида Лукаса в гидрокостюме я потеряла голову, уделяя не так много внимания собственно стоянию на доске, но позже с его помощью мне удалось научиться, и летом мы серфили вместе по утрам. Он всегда был в десять раз лучше меня. Он как будто становился единым целым с доской. На море он был как дома. Иногда я думаю, что то, по чем я сильнее всего скучаю, – это ходить на пляж и наблюдать, как он катается на волнах.
Со дня его смерти я не была в море.
Я вытерла слезу. Поход в дом его родителей всегда оживлял воспоминания о нем. Как бы мы шли туда вместе, моя рука покоилась бы на его талии, а его – обнимала бы мои плечи. Я могла только представлять, как тяжело им было открывать дверь для меня одной. Я посмотрела на часы и поняла, что пора выходить, если я не хотела опоздать. Пирог был извлечен из духовки и упакован так, чтобы его можно было донести. Я взяла сумку и ключи и направилась в гости.
Глория и Грэхем жили на красивой, окруженной деревьями улице в центре города, в доме, который они купили, когда поженились почти тридцать лет назад. Я открыла дверь, постучав как обычно. Запах ростбифа ударил мне в ноздри, мой рот моментально наполнился слюной. Глория была превосходным поваром.
– Роуз, ты выглядишь очаровательно, – сказала Глория, выглядывая из-за кухонной двери.
Мне подумалось, что она немного преувеличивает, особенно учитывая, что эту футболку я утащила из вещей Лукаса, но я все равно поблагодарила ее. Глория всегда выглядела безупречно с ее окрашенной в блонд стрижкой боб. В тот день она была одета в прелестное зеленое платье. Я прижалась к ее щеке, чтобы поцеловать, и, как всегда, испытала эмоциональный шок, глядя в ее голубые глаза. У Лукаса ее глаза.
Были ее глаза.
– Я принесла это к столу, – произнесла я, быстро отворачиваясь, и поставила сверток на рабочую поверхность.
– Ты сделаешь из меня толстяка, Роуз, – сказал Грэхем, поднимая крышку и с одобрением вдыхая запах пирога, – и мне это на самом деле безразлично. – Он обнял меня. – Из достоверных источников нам стало известно, что у нас есть повод откупорить бутылку вина, раз уж есть, что праздновать.
– Мы слышали, что ты распродала все свои работы на ярмарке, – раздался голос Глории, наклонившейся, чтобы заглянуть в духовку.
– Мы действительно тобой гордимся, – кивнул Грэхем, пожимая мне руку. – Кто тот человек, который купил их?
– Он юрист из Плимута, который приехал сюда на лето. Он купил картины для своей квартиры и заплатил гораздо больше, чем они стоили.
– Не-а, у него просто хороший вкус.
Я смотрела на спину Глории, задаваясь вопросом, почему она так молчалива.
– Это было неожиданно. Могу я чем-нибудь помочь, Глория? – спросила я.
– Нет, я справлюсь, а вы оба проходите.
Грэхем схватил бутылку вина и направил меня в маленькую гостиную. Мои глаза невольно устремились к двум фотографиям в серванте. На одной из них мы с Лукасом в день выпускного. Его волосы песочного цвета были слишком длинными и падали на глаза. Он обнимал меня, его смокинг прекрасно сочетался с моим длинным черным шелковым платьем.
Мы оба улыбались в камеру, но выглядели немного нелепо, как могут выглядеть только подростки. На другой фотографии – мы в годовщину свадьбы в баре у Джо. Лукас одет в джинсы и черную рубашку, а я – в длинную юбку, мои волосы короче и подстрижены каскадом. Мы смотрим друг на друга, счастливо смеясь. Я посмотрела на свои глаза, такие пьяные и счастливые, и подумала, буду ли еще так счастлива и если буду, то когда. И правильно ли это – хотеть испытать эти чувства снова.
– Утром мы были на службе, – сказал Грэхем, отвлекая мое внимание от снимков. Он налил нам по бокалу, и я села рядом с ним за обеденный стол красного дерева. Глория и Грэхем регулярно посещали церковь, их вера вызывала у меня восхищение, даже несмотря на то, что иногда ее сложно было понять после того, что случилось с Лукасом. – Положили несколько нарциссов на его могилу, – на слове «могила» его голос слегка дрогнул.
– Если бы мне пришлось выбрать цветок, который описывает Лукаса, это был бы именно нарцисс – солнечный, счастливый и улыбчивый, – я чувствовала, что мой голос тоже дрожит, на этот раз – на его имени. Я всегда чувствовала его присутствие здесь.
– Я полностью согласен, – он быстро сжал мою руку.
Глория с шумом вошла в комнату. Я не знала, слышала ли она нас.
– Вот и я, – сказала она, поставив ростбиф на стол.
Она взглянула на мужа, начавшего разделывать мясо, и он вернул ей ободряющий взгляд. Меня пронзила внезапная острая боль от осознания того факта, что я никогда не узнаю, каково это – быть с кем-то так же долго, как они. Она снова ушла и вернулась с новыми блюдами.
– Не могу вспомнить, любишь ли ты морковь? – спросила она неожиданно веселым голосом.
– Люблю, – ответила я, уверенная, что ей это прекрасно известно. Она вела себя странно, но я не могла понять почему. Я знала, что они хотели бы, чтобы я пошла на могилу с ними, но они ведь говорили, что понимают, почему я не хочу. Я никогда не знаю точно, права ли я в своих мыслях и поступках. Возможно, это потому, что нет правильных или неправильных мыслей и поступков. Руководства по правильной скорби не существует. Хотя иногда мне и хотелось бы, чтобы существовало.
Она присела, налила себе вина и, кажется, глубоко вздохнула.
– Это и правда прекрасная новость о твоей работе. Лукас бы очень гордился.
Я улыбнулась ей, мне было приятно, что она так думает. Быть с людьми, которые знают, что подумал или сказал бы Лукас, каким он был и кем он был, было отрадно. Это значило, что я сама никогда этого не забуду.
– И все же что за человек купил все твои работы? – спросил Грэхем.
– Миссис Моррис уже дала нам подробное описание, – рявкнула на него Глория.
Я окинула ее взглядом, заметив, с каким неодобрением она смотрит на мужа. Это привело меня в замешательство.
– Я уверена, что вы очень скоро с ним познакомитесь. Быть может, на открытии кафе? – предположила я.
В комнате ненадолго повисла тишина, после чего Грэхем заговорил о своем гольф-клубе, а мы с Глорией продолжили молчать. Я совсем растерялась из-за царившей атмосферы. Ланч проходил в молчании, все мы были погружены в свои мысли.
Я всегда воспринимала их как собственную семью, но, видимо, без Лукаса нам предстояло найти новый ритм отношений. Пока он был с нами, мне казалось, я могу говорить с ними о чем угодно. Но в тот день я почувствовала, что нам нужно быть очень деликатными.
Я испытала облегчение, когда с десертом было покончено и я встала, чтобы уйти. Я отказалась от вялого предложения Глории выпить кофе и позволила Грэхему провести себя до двери.
Он наклонился ко мне и прошептал, чтобы жена не услышала:
– Мы слышали о тех парнях в баре. Миссис Моррис рассказала, что Роберт помог тебе остановить их. Я думаю, это просто напомнило… как никто не остановил… ну, ты знаешь. И миссис Моррис фонтанировала от восторга от него, потому Глория… знаешь, ей было нелегко узнать, что он просто так взял и купил все твои картины, вот и все.
Это расставило все на свои места. Глория переживала из-за привлекательного и обеспеченного поклонника моего таланта. И когда я вспомнила, как он стоял передо мной прошлым вечером, мои щеки порозовели, ведь я не была уверена, что ее переживания из любви к искусству. Я поспешно попрощалась с Грэхемом и ушла, вдыхая вечерний воздух и надеясь, что он охладит мои щеки.
Я шла домой и чувствовала, будто сделала что-то плохое.
Мы с Лукасом никогда не говорили о том, что будет, если не станет одного из нас. Наверное, были слишком молоды. Возможно, если бы у нас был такой разговор, я бы знала, как мне сейчас поступать. И несмотря на это, когда я думала о том, что он мог бы сказать, мне не приходило в голову ничего, кроме «я хочу, чтобы ты была счастлива, я хочу, чтобы ты жила за нас обоих, я хочу, чтобы ты была любима». И это было именно то, что сказала бы я ему, случись что-то со мной. И эти мысли очень помогали мне.
Вы не можете заставить кого-то скорбеть так, как вам кажется правильным. И у вас нет выбора относительно того, как вы сами будете справляться. Вы просто чувствуете то, что чувствуете.
В четверг, когда я была одна на кухне и готовилась к своей смене в баре, меня застал врасплох Адам.
