— Если вы уверены, что не помешаю, то я с удовольствием приму столь заманчивое приглашение. Я приехал повидать Сорензу прямо из аэропорта, поэтому все вещи у меня с собой. Мне просто повезло, что я проведу выходные в такой прекрасной компании.
Это было уже слишком! Соренза задыхалась от ярости. Как может Изабелл приглашать его к себе, даже не спросив ее мнения? Но она знала этому причину: увы, кузина была околдована этими чертовски красивыми серо-зелеными глазами.
— Чудесно! — Изабелл чуть не прыгала от радости. — В таком случае договорились. Заодно я познакомлю вас с моим мужем, если нам удастся, конечно, оторвать его от подготовки доклада о крито-микенской культуре.
— Вы имеете в виду Древнюю Грецию эпохи бронзы? — спросил Николас.
— Да, именно так.
Изабелл с умилением посмотрела на такого красивого и при этом такого начитанного молодого человека.
— Уверена, вы быстро найдете с Джорджем общий язык. Он читает лекции в университете и просто жаждет общения с образованными людьми, особенно сейчас, когда дети покинули родительское гнездо. Когда-нибудь вы увидите, что они все пошли в него, не в меня.
— В таком случае они много потеряли.
Меня стошнит, если я и дальше буду все это слушать, подумала Соренза. Она многозначительно откашлялась и сухо произнесла:
— Извините меня, я еще минут тридцать побуду здесь. Мне надо кое-что закончить. — Как бы улучить момент и втолковать восторженной кузине, что услуги свахи мне ни к чему? — подумала Соренза и мысленно застонала, услышав, как, Изабелл весело затараторила:
— Тогда у меня есть еще время пробежаться по магазинам, а потом я поеду домой. До встречи, Николас. Соренза объяснит, как до нас добраться. Николас — какое у вас романтичное имя!
— Друзья зовут меня Ник. Надеюсь, мы подружимся.
Изабелл хихикнула.
— Значит, Ник. Боже мой, как мило! — Соренза устало прикрыла глаза. — Ну, я побежала, предоставляю вас заботам Сорензы. Увидимся позже!
— Буду ждать с нетерпением. Спасибо, Белл.
Николас повернулся к Сорензе и увидел ее пунцовые щеки и сверкающие от злости глаза.
— Я подожду в приемной, — сказал он, галантно пропуская Изабелл вперед и закрывая дверь за ними обоими.
Несколько секунд Соренза, не отрываясь, смотрела на дверь. Она не знала, плакать ей или смеяться. Николас добился своего. Надо отдать должное его находчивости! Вот так молодец!
Глядя на разбросанные по всему столу бумаги, она никак не могла вспомнить, на чем остановилась, да и не имела ни малейшего желания этого делать. Выходные с Николасом. Это звучало абсурдно. А как же его брюнетка? Принадлежит ли она к тем женщинам, которых, как говорил Доуэлл, одаривают подарками, но которым ничего не обещают? Или прав Ирвин и эта пышнотелая красотка скоро станет миссис Доуэлл? Ее, конечно, это никоим образом не касается, но если последнее верно, то почему тогда Николас здесь, а не в Бостоне?
Соренза поднесла руки к пылающим щекам. Стук ее сердца отдавался в висках. Она сама построила жизнь, которая ее устраивает, и ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то все разрушил. А Николас вполне мог это сделать. Ее охватила паника.
Она не контролирует себя точно так же, как когда-то с Саймоном. Он тоже ворвался в ее жизнь, очаровав обаянием и красотой, и в конце концов она потеряла голову. Ей было восемнадцать, когда они встретились, и почти двадцать, когда все уже было кончено. Только несколько месяцев Соренза жила по-настоящему, все остальное время существовала. Постоянно боялась обидеть его, потерять его любовь. Всегда винила себя во всем, что бы ни произошло. Одним словом, дочь своей матери.
Соренза выпрямилась. Нет, она не позволит себя сломить. С такими, как Доуэлл, надо быть настороже, и она не забудет об этом все выходные. Для него это будет всего лишь приятным разнообразием, сменой обстановки…
Прошло довольно много времени, прежде чем Соренза вышла из кабинета, и за это время она успела прийти в себя и собраться с мыслями. Николас сидел на краю стола в приемной и листал журнал. Увидев Сорензу, он поднялся ей навстречу.
— Не хмурьте брови, у вас раньше времени появятся морщины.
Не реагируй на его слова, он именно этого и дожидается, приказала себе Соренза и одарила его вежливой улыбкой в сочетании с ледяным взглядом. Однако голос ее прозвучал дружелюбно.
— Я стараюсь об этом не думать.
— В пятьдесят лет, когда вы будете похожи на сморщенную сливу вместо персика, вы так не скажете.
Николас улыбнулся, и Соренза увидела, как холодный зеленоватый огонек в его глазах сменился теплым солнечным светом. Всего раз или два она замечала в нем эту перемену за все время их знакомства. После такого взгляда трудно было остаться равнодушной, но она очень постаралась.
Николас заключил ее в объятия, и лицо его стало серьезным.
— Как его звали? — мягко спросил он.
— Что?
Неожиданный вопрос застал Сорензу врасплох, и от растерянности она даже не стала вырываться, как обычно.
— Как имя того парня, который прикрепил к вам табличку «руки прочь»?
Ее глаза сверкнули.
— Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите! — И она с вызовом посмотрела на него.
— Лгунья. — Его взгляд обжигал. — Кто-то обидел вас, и очень сильно. Как его звали?
— Ник, пустите меня…
— Мы будем стоять так, пока вы не назовете мне его имя. — Самоуверенный, избалованный женщинами ловелас куда-то исчез, и перед Сорензой опять стоял нежный, ласковый мужчина. — Чем больше я узнаю вас, тем меньше понимаю, и мне это не нравится.
В пристальном взгляде Николаса Соренза увидела неуемное желание услышать ответ на волнующий его вопрос.
— Мне казалось, вы слишком заняты, чтобы беспокоиться обо мне, — строго сказала молодая женщина.
Его лицо выглядело непроницаемым.
— Что-то подсказывает мне, что вы говорите не о работе. Я прав?
Еще как прав. Она передернула плечами и попыталась высвободиться из его объятий, но он сжал ее еще крепче.
— Кажется, мы опять вернулись к теме о маленькой записной книжке. Я угадал? — Голос Николаса звучал ровно, но слегка насмешливо.
— Вы сами упомянули о ней. Я просто сказала…
— Я знаю, что вы сказали, Соренза.
В следующую минуту он наклонился и поцеловал ее. Его губы настойчиво и жадно ласкали ее, и этот поцелуй был не похож на все предыдущие, как не походят друг на друга огонь и лед. Соренза попыталась вырваться, но его язык проникал туда, куда ему хотелось, и страстное желание стремительным пламенем охватило все ее существо. Словно снежинка в безветренный морозный солнечный день, она ощущала себя почти невесомой.
