Молодая женщина ответила так, как они всей семьей договорились некогда отвечать:
— Мама умерла от кровоизлияния в мозг, а отец не мог жить без нее…
— Он покончил с собой?
Она кивнула, слегка покраснев. Ей никогда еще так трудно не давалась эта ложь. И Соренза испытала огромное облегчение, увидев Изабелл, которая стояла на ступенях и махала им рукой.
— Белл зовет нас.
Соренза повернулась, чтобы открыть дверцу машины, но Николас задержал ее руку и тихо сказал:
— Вам пришлось нелегко в жизни.
— Бывает и хуже. — Он заставлял ее чувствовать себя еще более несчастной, а ей этого не хотелось. — У меня была чудесная тетя, мать Белл, которая всегда баловала меня. Есть Марк, мой троюродный брат, который тоже старался скрасить мою жизнь. Он обычно приезжает сюда с женой, если знает, что я здесь. Они живут почти рядом.
Зачем она ему это рассказывает? Можно подумать, он ее близкий друг. Соренза не хотела, чтобы Николас знакомился с ее родственниками и узнавал о ней еще больше. Она отодвинулась от него, сердясь на себя и на всех остальных. С тех пор как они с Саймоном расстались, Соренза держала всех мужчин, даже самых безобидных, на расстоянии, а сейчас вдруг ни с того ни с сего разоткровенничалась. Глупо! И все благодаря Белл. Кузина, конечно, милейшее существо на свете, но сейчас у Сорензы не было желания вспоминать о ее достоинствах.
Она надеялась, что Джордж и Николас с первого взгляда не понравятся друг другу. Соренза всегда проводила время в компании Изабелл, особенно когда дети надолго уезжали из дому, потому что Джордж, если не был в университете, день и ночь торчал в кабинете. Если и на сей раз все будет так же, то, может быть, Николас вскоре заскучает и не задержится здесь надолго? В конце концов он привык к кочевому образу жизни.
— Вы опять хмуритесь.
Николас обошел капот машины, открыл перед Сорензой дверцу и помог ей выйти.
— Улыбнитесь Белл. Вы же не хотите расстроить свою добрую кузину?
Она выругалась, чтобы ошеломить его и поставить в неловкое положение, и, ободренная маленькой победой, дерзко улыбнулась. Затем, прихрамывая, направилась к парадной двери, проклиная повязку на ноге за то, что не может пройти перед ним элегантной походкой.
Вопреки ее ожиданиям, Джордж и Николас понравились друг другу с первого взгляда. Николас проявил такой живой интерес к его работе, что на радостях маститый ученый перебрал спиртного. Соренза не могла спокойно смотреть, как кузина светится от счастья, словно мать, ребенка которой заслуженно похвалили.
— Я собираюсь показать Нику сад, — объявила Соренза, когда ей надоело смотреть на этот спектакль.
Она поставила бокал с коктейлем на стол и похромала к стеклянной двери, ведущей на улицу.
— Вам необязательно так открыто насмехаться над ним, — возмущенно сказала Соренза, когда они достаточно далеко отошли от дома.
— Но мне действительно было интересно его слушать, — возразил Николас. Он усадил Сорензу на прогретую лучами солнца скамейку под старым раскидистым деревом. — Отдохните и расслабьтесь, вы слишком напряжены, — добавил он с легким упреком в голосе.
Расслабиться? Как, если он все время рядом? Никогда в жизни она не чувствовала себя такой скованной, как сегодня.
Две синицы клевали что-то в кормушке, которую Изабелл повесила на дереве, и Соренза долго смотрела на них, пытаясь унять возбуждение. Ей надо пережить эти выходные и не позволить ему ничего лишнего.
Николас сел рядом с ней, положив руку на спинку скамейки, и Сорензе показалось, что она ощущает электрические токи, исходящие от нее. Сейчас, когда он был так близко, она снова ощутила его чудесный, щекочущий ноздри аромат, и что-то внутри нее шевельнулось.
Николас вытянул длинные ноги и с упоением в голосе произнес:
— Здесь удивительно хорошо. Так спокойно, что кажется, мы одни в целом мире.
— Я и не думала, что вам нравится покой. — Это вырвалось совсем неожиданно, и Соренза тут же пожалела о своих словах.
— Да? — спросил он, наклоняясь к ней. — Почему же?
Молодая женщина вспыхнула.
— Из-за вашей репутации, — сказала она, предчувствуя, что сейчас он будет ее расспрашивать, и не ошиблась.
— Какой репутации?
— Ну… вы много работаете.
— Ясно. — Соренза не совсем поняла, что ему ясно, но он продолжил: — Как это ни удивительно, Соренза, но я не робот. Я устаю, как и все остальные.
Его внимательный взгляд заставил ее опустить глаза. Ей стало неловко.
— Я понимаю.
— Не думаю.
Они долго сидели молча, наслаждаясь сладким запахом жасмина, разлитым в теплом воздухе. Пчелы жужжали в цветах, отдавая явное предпочтение розам, звонкие трели соловья доносились из кустов сирени.
Почему она никогда не приезжала сюда с Саймоном? Соренза так стиснула пальцы, что ей стало больно. Может, из-за учебы в университете, из-за бешеного ритма жизни и постоянного общения с друзьями? Или она испугалась, что разлад в их отношениях с Саймоном станет слишком очевидным и Белл обо всем догадается? От острого глаза кузины не ускользнуло бы сходство мужа Сорензы с ее отцом.
Она убрала с лица прядь волос. По крайней мере, у ее отца было оправдание… Нет, не оправдание, поправила себя Соренза, а причина, которая многое объясняла в его поведении. И он любил ее мать, мучительной, извращенной любовью, но любил. Саймон же вырос в богатой семье, где ему потакали во всем и все позволяли, он был капризным, избалованным ребенком.
— Все еще вспоминаете его? — Его голос прозвучал приглушенно, но спокойно. Соренза подняла глаза на Николаса. Он накрыл ладонью ее стиснутые пальцы. — Он сейчас здесь, не так ли? Молчаливая тень у вас за спиной.
Соренза молча отвела взгляд. Откуда он знает, о чем она думает?
— Вы все еще любите его?
— Люблю? — В ее голосе прозвучало столько ненависти и презрения, что ответ стал очевиден.
Выходит, он не о том беспокоился. У Николаса отлегло от сердца.
— Если он вам безразличен, то почему тогда играет такую большую роль в вашей жизни?
— Я уже говорила вам, что не хочу обсуждать это, — дрогнувшим голосом произнесла Соренза. — Мне холодно, пойдемте в дом.
— Нет, — возразил Николас, крепче сжимая ее пальцы. — Я не хочу вызывать у вас неприятные воспоминания. Я просто пытаюсь понять вас. Когда мы вдвоем, я постоянно ощущаю незримое присутствие кого-то третьего. Это ведь он, Саймон Труман?
Она не пошевелилась, но он ясно ощутил, как ее тело напряглось. Николас хотел докопаться до истины, но его не покидало чувство вины за то, что он мучает ее. Он не должен был таким путем докапываться до правды.
