— Ты превзошел его ожидания, и он сосредоточился на Филиппе?
— Не совсем, — покачал головой Люк. Ведь он был вторым сыном, беспокойным, неразумным, упрямым ребенком. Арти не удавалось запугать его, как Филиппа. — Моему брату больше подходили его уроки. Филипп был тихим, прилежным, желающим угодить. Он быстро полнел, и наш воспитатель счел его пухлые щеки неприемлемыми для мальчика его положения. Филипп был посажен на диету.
Пресса со всей своей жестокостью однажды назвала Филиппа принцем-толстяком. Арти хранил эту заметку и всегда использовал, когда принц хотел перекусить.
— И тебе не очень-то нравилось это.
— Откуда ты знаешь?
— Догадалась…
— Мы ненавидели такое воспитание и частенько составляли планы мщения. Вернее, это делал я, Филипп побаивался, — сказал Люк. Но его брат всегда присоединялся к нему после недолгого упрашивания.
— Ты был своенравным бунтарем? — Карли просияла и выпрямилась.
— Скажем, я не всегда следовал указаниям, — Артур не раз называл Люка сатанинским отродьем. — Однажды нашему воспитателю привезли громадную коробку шоколадных трюфелей. Это был подарок от высокопоставленной особы.
— И что вы сделали? — Она покосилась на него. — Украли коробку и все съели?
— Конечно, — он все еще представлял себе улыбающегося Филиппа с перепачканным шоколадом ртом. — Но это еще не все…
— Ух ты! Обожаю таких детей!
— У каждого из нас был пони. Мы запихали в коробку лошадиный…
— Навоз, — закончила Карли и улыбнулась. — Назовем его дорожными яблочками. Только не говори мне, что он съел его!
— Мы можем только надеяться, — уголков его губ коснулась улыбка.
Карли покатилась со смеху, и Люк присоединился к ней.
Давно он не вспоминал Филиппа без скорби. Карли удалось вынудить его думать о веселом времени, проведенном с братом.
Неудивительно, что его тянет к этой совсем не подходящей для него женщине.
Внезапно Гроза оступилась, и Карли, наклонившись в сторону, ударилась о Зевса. Люк протянул руку, чтобы помочь Карли занять исходное положение.
— Я в порядке, — сказала она и покосилась на него.
— Да, — тихо произнес он. — Ты чрезвычайно добра.
Люк все не мог убрать руки со спины Карли. Лошадь фыркала, упряжь позвякивала, кузнечики вокруг беспрестанно стрекотали, голоса других наездников стали тише. Люк пытался найти смысл в том, что происходит. Его сердце замерло.
Карли смущенно позвала его по имени. Кто-то еще назвал его имя, но громче. Люк наконец неохотно убрал руку и посмотрел в сторону приближающегося всадника. Памми Уилсон!
Странное очарование Карли, силу которого он только что испытал, ушло. Вместе с другими наездниками Люк остановился и ждал. Пытаясь отвлечься от Карли, он сосредоточился на другой женщине.
— Думаю, моя лошадь оступилась, — промолвила Памми. — Ты не мог бы проверить?
— Конечно, — понимая, что просьба не случайна, Люк спешился, чтобы проверить холеного коня.
Другие всадники проезжали мимо, образуя полукруг вокруг небольшого стада мычащих телят и тяжело ступающих коров, которых они встретили по пути.
Дирк спешился рядом с Люком.
— Что такое?
— Ничего не нахожу, — Люк отпустил копыто и провел рукой по коленному сухожилию лошади. — Может, тебе следует взглянуть?
Дирк тоже ничего не обнаружил.
— Но он прихрамывал, — настаивала Памми. — Он не может идти дальше. Я не хочу причинять ему вреда.
— Это может быть сухожилие, — сказал Дирк. — Вряд ли я с этим справлюсь.
Люк согласился. Хорошие лошади дороги и требуют огромной заботы. Карсону незачем терять прекрасного коня.
— Можно сообщить на ранчо, чтобы они прислали другую лошадь и забрали эту для лечения?
— Конечно, но мисс Уилсон придется какое-то время оставаться здесь.
К ужасу Люка, Памми сладко улыбнулась и направилась в его сторону.
— Все хорошо, лошадь Люка огромная и легко вынесет двоих.
Сначала Люк хотел отказаться, но его конь на самом деле был крупнее всех. Кроме того, разве он мог отказать даме?
Молча спешившись, он помог Памми усесться на Зевса. Люк посмотрел на Карли, а та отвела взгляд в сторону, однако выражение разочарования, мелькнувшее на секунду в ее глазах, не ускользнуло от него.
Когда Люк сел в седло, Памми беззастенчиво обхватила его руками, прислонившись к его спине.
— Так лучше, — объяснила она, а Люк, пробормотав что-то в ответ, принялся размышлять над реакцией Карли. Повинуясь порыву, он пришпорил коня, подъехал к Карли, водрузил свою шляпу ей на голову и пустился в легкий галоп с Памми, которая вцепилась в него, будто жук-короед.
Карли схватилась за шляпу и подавила ребяческое желание показать язык вслед удаляющейся парочке всадников. Она привыкла к насмешкам судьбы. Парни всегда только разговаривают с ней, не более…
Какой же идиоткой она бывает временами! Хотя мужчины тоже хороши. Они, остолопы, и не догадываются о проделках таких женщин, как Памми Уилсон. Только глупо улыбаются и поддерживают их игру.
Вот поэтому, вероятно, они и предлагают Карли только дружбу. Ведь она не знает, каким образом играть в такие дурацкие женские игры, да и не хочет делать этого.
— Ты видела, как она самодовольно ухмыльнулась? — спросила подъехавшая к Карли Тина Осборн.
Да все она видела! И то, как Памми обхватила Люка руками и как он предупредительно положил свою ладонь на ее руку, пуская Зевса рысью.
Не то чтобы она ревновала Люка. Ну, если только чуть-чуть… Она Люку не пара. Вероятно, и Памми тоже. Но мисс Уилсон хороша и изящна, прекрасно ездит верхом, а не подпрыгивает на лошади, как резиновый мячик. Единственное, что подскакивает у Памми во время езды на лошади, так это грудь — все работники ранчо сразу оценили ее женственную фигуру.
— Не думаю, что это была самодовольная ухмылка, — сказала Карли. — Просто солнце слепило ей глаза.
— Я могу подъехать к ней и сбросить ее с лошади, хочешь? — предложила девочка-подросток.
— Правда? — Эта идея забавляла Карли.
— Конечно. Я несколько раз бодну ее головой, и тогда уж мы повеселимся!
— Давай не будем пугать коров, — улыбнулась Карли.
— Как хочешь, — Тина пожала плечами. Всю ставшуюся до залива дорогу девочка болтала о мальчиках, музыке и моде, чем отвлекала собеседницу от размышлений. Карли же умудрилась сделать несколько снимков Люка и его спутницы, чтобы отослать графу Бруссару.
Вскоре они подъехали к заливу.
— Я умираю с голоду, — объявила Тина. Она спрыгнула с лошади и отдала поводья работнику ранчо.
