Вот еще одно страшное признание. И когда я его проговариваю, то мне даже дышится легче.
— Они еще не поняли, но они крупно влипли, — Егор почесывает бороду, а затем смотрит на меня. — Так не пойдет, Инга. Они уже не малыши. У нас будут новые правила в доме.
— И ты ждешь от меня поддержки?
— Да, — Егор кивает. — Поддержки и соблюдения новых правил.
— Домострой? — приподнимаю бровь.
Глава 22. Я согласна на тирана
— Пап, мы сожалеем, — тянет Паша, а Саша втаскивает в гостиную пылесос.
Насупленный, злой и дергает пылесос за трубу.
— А ну, хорош психовать, — мрачно отзывается Егор. — Сожалеют они. Не будет уборки дома, то можете попрощаться с приставкой.
— Да блин…
— Не то слово, — отвечает Егор.
— Лучше бы в школе остались, — Саша сует вилку от пылесоса в розетку.
— Вот, — Егор кивает. — Мозги, кажется, начали работать.
— Да мы все поняли, — Саша смотрит на него исподлобья, — прогуливать плохо.
— Вы зря тянете время.
Я возвращаюсь на кухню. Надо трем упрямым мужикам приготовить сытный обед, а то они совсем слетят с катушек, если после отцовско-сыновьего противоборства хорошенько не пожрут.
Вот были бы у меня девочки…
Отгоняю от себя эти мысли.
У меня замечательные сыновья. Немного с гонором, но и отец у них совсем не мямля, поэтому выдыхаем.
Признания в родительском страхе и усталости должны быть дозированными.
— Никогда бы не подумал, что можно так агрессивно пылесосить, — на кухню входит Егор и закатывает рукав рубашки.
— А ты не жестишь? — оглядываюсь и отрываю несколько бумажных полотенец.
— Не переломятся.
— Я бы их в школу сейчас отправила, чтобы… — замолкаю.
— Чтобы что?
— Чтобы, — промакиваю плоские куски мяса полотенцами, — чтобы было меньше проблем.
Понимаю, что мне легче и привычнее пойти по пути наименьшего сопротивления. Чуток пожурили сыновей, вытянули из них “мы поняли” и дальше живем до новых сюрпризов. С ворчанием и тихим раздражением.
Сейчас же от нас потребуется больше контроля, стойкости и родительской непробиваемости.
— Просто, — Егор обнимает меня сзади и шепчет на ухо, — позволь мне побыть домашним тираном.
Замираю с салфеткой над кусками мяса, когда Егор ведет бедрами, имитируя медленную и глубокую фрикцию.
— Что ты делаешь? — шепчу я, а мою шею щекочет его жесткая борода и жаркий выдох. — Не сейчас…
— А что я такого делаю? Обнимаю жену.
— Но как ты ее обнимаешь?
Егор замолкает и медленно выдыхает, и я чувствую его раздражение. Оно отстраняется.
Это наша борьба. Не только его.
Разворачиваюсь к Егору, хватаю его за запястья и тихо говорю:
— Подожди…
Поднимаю взгляд и шепчу:
— Мне сложно.
— Я вижу, Инга, — щурится.
— Со мной… — сглатываю, — часто так?
Сколько раз я не замечала ласку мужа, отмахивалась от него и находила множество причин, чтобы ускользнуть из его рук?
— Часто.
Ну, я сама знала ответ на свой вопрос, но все равно, блин, обидно. Нарастает желание психануть, спрятаться и ничего не решать.
Вся эта взрослая жизнь слишком сложная. И за нее надо постоянно бороться, и смотреть на свои неприглядные стороны.
— Я могу…
— Что?
— Сделать то, чего я бы хотела.
— Да, — Егор хмурится.
У меня от волнения дрожат руки, в горле пересыхает, и я медленно выдыхаю.
Казалось бы, столько лет в браке. Столько друг о друге знаем, а открываться куда сложнее, чем в начале отношений. Близость может отдалять двух человек. Это так нелогично.
Касаюсь жесткой бороды Егора, целую его в шею, вдыхаю запах его парфюма и острого пота и прижимаюсь к нему всем телом, уткнувшись лицом в его грудь. На выдохе обнимаю и расслабляюсь, прислушиваясь к его сердцебиению.
Когда Егор обнимает меня, я закрываю глаза.
Он тут.
Он рядом.
Муж и отец.
Наши вдохи и выдохи сплетаются в одно дыхание, и под волной нежности я тянусь к Егору.
Обвиваю его шею руками и целую. Неторопливо и глубоко. Его борода касается моей кожи, и сейчас она не кажется мне колючей и жесткой.
Отстраняюсь, вглядываясь в потемневшие глаза Егора и кладу ладонь на его щеку. А он стал другим.
Годы его изменили. И ведь изменят еще. Я хочу увидеть в его волосах и бороде седину, а вокруг глаз и на лбу глубокие морщины.
— Па, — раздается голос Саши, — пылесос заглох.
Сына своего не пошлешь в пешее эротическое, но я вижу, как ноздри Егора вздрагивают в гневе.
— Какова вероятность, что они специально что-то сделали, чтобы пылесос сломался? — спрашивает меня Егор, переводит на мрачного Сашу взгляд и щурится. — Раз заглох, то давайте щеткой, а после ковер понесете выбивать от пыли.
Саша молча, но с вызовом шмыгает, а затем через несколько секунд из гостиной раздается звук работающего пылесоса.
— Работает! — кричит Паша. — Он просто носок засосал! Я все починил!
Саша пятится по пристальным взглядом Егора.
— Не юлим, Санек, — Егор качает головой. — И будьте порасторопнее, парни. Время тикает.
— Ну и ладно, — разворачивается, скрывается за дверью и зло бубнит под нос. — Стоят обжимаются, а мы пашем.
— Я согласна, чтобы ты побыл домашним тираном, — шепчу с коротким смешком. — Им этого, похоже, очень не хватает.
Глава 23. Фигня, пап
— Так, — Говорит Егор, развалившись в кресле, как ленивый монарх. — У меня к вам, парни, вопрос.
Парни сидят перед ним на диване злые и уставшие.
Мне так хочется их пожалеть, обнять и помириться, но нельзя.
Никакой сейчас мягкости.
— Да будем мы ходить в школу, — бурчит Саша. — Мы все поняли.
— Я не об этом, — Егор покачивает ногой. — Посмотрели на свои конечности.
— Чо? — Паша вскидывает бровь.
— Не чокай мне тут, — Егор хмурится.
Паша губы поджимает.
— Руки-ноги на месте? Да?
— Да, — шипит Саша. — На месте.
— И уже способны принимать решения прогуливать школу или нет, — продолжает Егор. — Да?
Молчат, а я изо всех сил держу себя в руках, чтобы не вмешаться в мрачный разговор своей женской жалостью к сыновьям.
— С завтрашнего дня вы сами встаете по будильнику, — Егор не спускает взгляда с Саши и Паши, — вы вроде не глухие, да? Встаете и готовите себе завтрак.
В глазах сыновей проскальзывает возмущение.
— Холодильник у нас всегда полный, — продолжает Егор. — Пожарить яйца, сварить овсянку, залить хлопья молоком, сделать бутеры… Многого ума не надо. Верно?
— Верно, — глухо отвечает Паша.
— Идем дальше, — Егор вздыхает. — Домашка — ваша ответственность. Не сделали, то это ваши проблемы. Проверять и тыркать вас больше никто не будет.
Глаза Паши и Саши загораются интересом.
— Но, — Егор поднимает палец, — за двойки отвечать будете, как и за прогулы. Пойдете в разнос, парни, решив, что нет никакого контроля, то никаких приставок, развлекух, хоккея, гаджетов, модных шмоток… кстати, о шмотках… если угваздали, то сами стираем. Разорвали? Зашиваем.
Саша и Паша переглядываются и сердито смотрят на Егора.
— Сломали клюшки, — он щурится, — не в игре, играйте обломками, либо теми, что выдают в секции.
— Да они стремные! — охает Саша.
— Не мои проблемы.
— Но…
— Повторяю, клюшки для игры, — Егор взгляда не отводит. — Не для того, чтобы рубить березу, не для того, чтобы копать ямы или шкафы поднимать. Для игры. Сломали вне игры, ваши проблемы.
— Да блин! — повышает голос Саша и встает. — Мы только один раз прогуляли школу!
— Ладно, — Егор улыбается, — если вы сейчас скажите, что вы маленькие несамостоятельные лялечки, за которыми нужен постоянный присмотр, то мы все поймем, — переводит на меня взгляд, — да, милая?
— Да, — вздыхаю я. — Я, в принципе, непротив колыбельные вам петь, бутылочку с компотиком приносить, а потом за ручку в школу водить.
