Реджи ничуть не удивился тому, что их проигнорировали. Что, если его мать станет прихлебывать суп, или отец заткнет салфетку за шейный платок? Что, если он десертной ложкой примется за кусок рыбы или начнет резать говядину ножом для масла?
Они были приглашены только на бал, а Хаверкрофт во время ужина должен был провозгласить тост за свою дочь и ее жениха. Они были обязаны также стоять у входа, приветствуя гостей, что было весьма прискорбно для Хаверкрофта, но чего никак нельзя было избежать, не вызвав кривотолков в свете.
Реджи уже бывал на некоторых светских балах. В конце концов, он был воспитан как джентльмен и большинство его друзей принадлежали к высшему сословию. Правда, ни один из этих балов не давался столь великосветскими хозяйками.
Однако, для его родителей это был первый такой бал. Его отец раздулся, как тот самый воздушный шар, наполненный горячим воздухом, что на прошлой неделе запускали в Гайд-парке. В отличие от него, мать нервничала так, что все два дня перед балом не могла ни есть, ни сидеть, ни перестать говорить о нем. Вполне вероятно, что она и не спала.
Отец Реджи отправил ее к модистке с самыми высокими ценами и самым густым французским акцентом на всей Бонд-Стрит, чтобы принарядить в платье цвета королевского пурпура, который ей совсем не шел. А затем и в другие первоклассные лавки для покупки соответствующих аксессуаров – серебряных туфель, серебряного пера в прическу, серебряных перчаток, веера и ридикюля, серебряных цепочек на шею и на запястья и серебряных серег.
– Ма, – улыбнулся Реджи, увидев ее вечером перед балом, – нужно было бы предупредить всех леди, что сегодня вечером им лучше остаться дома. Ты их напрочь затмишь и оставишь далеко позади.
Он склонился над ее рукой, затянутой в перчатку, и поднес ее к губам.
– Я только что сказал то же самое, парень, – сказал его отец, лучась добродушной гордостью и держа голову очень неподвижно и очень прямо, чтобы высокие и острые накрахмаленные кончики воротничка его рубашки не вонзились ему в глаза. – Твоя мать с каждым годом становится все краше.
– Да ну вас с вашими глупостями, – засмеялась та, зазвенев металлом, – Я полагаю, никто меня и не заметит среди этих прекрасных леди. И только надеюсь, что не опозорю тебя, Реджинальд.
– Опозоришь меня? – Он завладел ее второй рукой и крепко сжал обе. Веселье исчезло из его глаз. – У тебя никогда этого не получится, ма, даже если ты будешь стараться. Это я надеюсь, что не опозорил тебя.
Он обнаружил, что вина была тяжелой ношей. Своей расточительностью он причинял матери боль. Он заставлял ее беспокоиться и раньше, и теперь, когда она боялась, что его брак будет несчастлив, даже если и не признавалась в этом.
– Хорошо, Реджинальд. Я немного расстраивалась, когда мне казалось, что ты становишься вертопрахом, ведь раньше ты никогда таким не был. Но я знаю: все, чего я хочу – это вернуть моего сына на путь истинный. Я знаю, что это будет хороший брак. Леди Аннабель прекрасная молодая девушка и вы составите красивую пару. Не так ли, Берни?
Ох уж этот неизменный материнский оптимизм!
Он повинен в сумасбродстве и экстравагантности, безусловно проделавшем заметную дыру даже в огромном состоянии своего отца. А его невеста менее двух недель тому назад сбежала с другим мужчиной, и всем было совершенно ясно, что она продолжила бы с ним свой путь в Шотландию, если бы не быстрая погоня, и если бы тот мужчина не перепугался и не выскочил в окно, бросив ее на произвол судьбы.
Похоже, это судьба. Теперь она обручена с ним.
Он снова поцеловал пухленькую ручку своей матушки.
– Так и будет, Сэйди, – согласился отец, хотя, конечно же, должен был полагать обратное. – Пора ехать.
Реджи увидел, как в глазах матери снова заплескался испуг и улыбнулся ей, прежде чем взять под руку.
– Ма, ты будешь королевой бала.
Его отец последовал за ними к карете. К нему вернулось его обычное после дня помолвки приподнятое состояние духа и прежнее отношение к сыну, словно эта большая удача являлась заслугой Реджи. В какой-то степени, так оно и было. И хотя за возможность заполучить леди Аннабель в невесты для Реджи был заплачен поистине королевский выкуп, это была плата за право наконец-то попасть в светское общество, и особенно в общество графа Хаверкрофта, а это стоило каждой потраченной гинеи.
Этот бал обещает стать настоящей катастрофой, думал Реджи. Придется остерегаться буквально каждого из списка гостей. И, между прочим, ему и его родителям не было предложено добавить в этот список другие имена. Хотя нет, это будет не катастрофа, это будет, скорее, величайшая толчея сезона. Скандал – это то, на чем процветает общество. Скандал притягивает его как мощный магнит.
А ничего более скандального, чем недавно обручившаяся пара, в этом месяце не было. Будущая невеста, единственная дочь графа, сбежала с кучером своего отца, и этот побег замечен половиной общества. Будущий жених был праздным и экстравагантным сыном мужика, заработавшего свое состояние на угле, и женщины, чей отец владел мясной лавкой в глухом северном городке, о котором никто никогда не слышал.
Весьма надменный граф Хавкеркрофт, несомненно, очень низко пал, и все знали почему. Его финансовые проблемы были общеизвестны. В отличие от графа, угольный торговец, несомненно, высоко влетел. У него был сын, настолько же привлекательный, насколько красива леди Аннабель. Все сгорали от любопытства, желая воочию увидеть, как же они будут себя вести в такой ситуации.
Вполне понятно, что на бал поехал бы любой и каждый. Да и кто бы устоял? Все, особенно те, кого принуждали к женитьбе, симпатизировали несчастной паре. Да и как не быть несчастными в подобных-то обстоятельствах?
Подсаживая мать в карету и следя, чтобы она не сломала перья о верх дверного проема и не наступила на тяжелую парчу юбки, поднимаясь по ступенькам, Реджи думал, что его задача сегодня вечером – потрафить гостям бала и обеспечить им именно тот спектакль, ради которого они приедут. Дать его отцу и Хаверкрофту то, чего они ожидали. А также причинить своей маме и матери леди Аннабель как можно меньше боли. И обходиться со своей невестой достаточно любезно, чтобы его не осудили за поведение, недостойное джентльмена, но и не слишком пылко, чтобы не обвинили в лицемерии.
К счастью, в университете он был участником театрального кружка. Сегодня вечером ему понадобятся все его актерские способности.
Ведь его выставят на всеобщее обозрение и это тревожило.
Он хотел бы знать, сохранилась ли на лице его нареченной хоть часть тех красок, что ему удалось вызвать в день помолвки, когда он ее злил. Ведь до того, как он это проделал, палочка мела на фоне ее щеки была бы неразличима. Он надеялся, что у нее достанет здравого смысла надеть сегодня вечером что угодно, только не белое.
